Зона милосердия - [22]
Больных размещают в предбаннике.
Взгляд на эту темную, почти черную массу неподвижно сидящих людей вызывал содрогание. В землисто-серых и черных заношенных куртках, засаленных бушлатах, из-под которых редко выглядывало серо-грязное белье, а у большинства надетых на голое тело, в таких же брюках и грязных, часто без шнурков, башмаках, надетых на босу ногу, лежали на носилках и сидели на лавках, прислоняясь к стене, молчаливые люди. На некоторых имелись транспортные шины и мелькали серо-грязные повязки. Каждый в заскорузлых руках с черными ногтями держал чем-то наполненный такой же грязный мешочек, либо сумочку, либо узлом завязанный носовой платок. Густо заросшие, давно не бритые и не стриженные, с впалыми щеками, землистым цветом кожи, они утратили свою индивидуальность. Все казались одного возраста и на одно лицо. Эту страшную одинаковость усиливали безразличные, устремленные в одну точку глаза: они ничего не улавливали из окружающей обстановки. Она не вызывала у них никакого интереса. У некоторых глаза были закрыты. Никто не жаловался, не задавал вопросов, ничего не просил.
А процедура приема тем временем продолжается.
И вот уже вымытые, побритые, с подстриженными волосами и ногтями, одетые в чистое белье, старенькие, но чистые пижамы – они опять вместе, в другом, «чистом» зале.
Метаморфоза потрясает. Это уже не однородно страшная безликая масса. Они совсем разные. Есть молодые и старые, есть брюнеты, блондины, много седых и совсем мало рыжих. Проявился и интеллект: основная масса – это простые крестьяне, однако, среди них мелькают и вполне интеллигентные лица. Можно пофантазировать: учитель, инженер, а вон тот похож на ученого.
Но странно одно: в сравнении с предыдущим положением, попав в другое измерение, они все также молчаливо-безучастны, все так же неподвижен взгляд, словно не замечающий окружающего. А на некоторых лицах – тупое недоумение: им непонятно, что происходит.
Конечно, переступив порог госпиталя, эти люди не избавились от своих болезней – они по-прежнему страдают. Но как изменилась общая обстановка! А они словно этого не замечают. Странно и непонятно.
Следующий этап – «бросок по вольной земле». Сто метров – от санпропускника до проходной в Зону ничем не огражденного пространства.
Солдаты конвоя, построенные с интервалом в три шага, в шахматном порядке двумя противостоящими шеренгами, образуют прямой свободный коридор. Летом все проходит гладко и быстро. Зимой сложнее – теплые бушлаты и валенки затрудняют передвижение. Кроме того, их как всегда не хватает.
Проходная – это самостоятельная республика в государстве. Законы, порядки, руководитель – свои. Проверка по личным делам при первом приеме для них недостаточна. Они проверяют заново по своим спискам: больной называет фамилию, имя, год рождения.
И вот все в Зоне. Размещены по корпусам в зависимости от характера заболевания. Здесь их ждут врачи. Присутствие начальника обязательно. Завтра, на утренней конференции, независимо от того, когда поступил больной – днем, вечером, ночью – он, начальник, обязан доложить о каждом, указав ориентировочный диагноз.
Наконец, больной уложен в кровать, осмотрен лечащим врачом, сделаны соответствующие назначения.
Чистая постель, чистая палата, сквозь чистое оконное стекло видно небо. Но новичок по-прежнему ничего не замечает. Он молчалив, безучастен, на вопросы врача отвечает с видимым напряжением. Вопросы соседей в большинстве случаев оставляет без ответа. И состояние это длится день, два, иногда дольше. Нужно время, так же как глыбе льда растаять под лучами скупого солнца, чтобы больной заинтересовался окружающим. С огромным трудом он включается в нормальную жизнь.
Почему это происходит? – спрашивала я себя. Должна же быть причина этой апатии, наблюдаемой почти в ста процентах случаев?
Только овладев языком, я нашла этому объяснение. По кусочкам складывала отдельные обрывочные замечания, реплики больных, скупые ответы и объяснения, а иногда и откровенные признания на прямо поставленный вопрос. Разговаривала с молодыми и старыми, с простыми солдатами и с интеллигентными больными, пока не сложилась вполне убедительная картина.
Оказалось, что причина такой парадоксальной реакции больных обусловлена крутыми поворотами всей предшествующей жизни, включая войну, плен, болезнь. И как результат: они не верят!
Не верят, что после всех несчастий, унижений, потерь, начавшихся с войной смертей, поражений, предательств, страхов, ужасов, разочарования, затем плена с его новыми унижениями, постоянным страхом физического уничтожения, непосильным трудом, утратой здоровья и новыми страданиями от физического бессилия – что-то может измениться. Истощенные физически и опустошенные душевно, они не могут представить себе, что существует место на земле, на чужой земле, где произносят нормальные человеческие слова, где кто-то, тоже совершенно чужой, в какой-то мере заинтересован в твоем здоровье, в твоей жизни. Где тебя ждут, принимают, лечат и проявляют заботу.
Их опыт подсказывает, что такого в сегодняшнем мире быть не может. Обольщаться не имеет смысла. А все, что они встретили в госпитале, это не больше чем обыкновенная мистификация. Коварный ход расчетливого обмана. Изощренный прием перед новыми, более ухищренными унижениями.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Заговоры против императоров, тиранов, правителей государств — это одна из самых драматических и кровавых страниц мировой истории. Итальянский писатель Антонио Грациози сделал уникальную попытку собрать воедино самые известные и поражающие своей жестокостью и вероломностью заговоры. Кто прав, а кто виноват в этих смертоносных поединках, на чьей стороне суд истории: жертвы или убийцы? Вот вопросы, на которые пытается дать ответ автор. Книга, словно богатое ожерелье, щедро усыпана массой исторических фактов, наблюдений, событий. Нет сомнений, что она доставит огромное удовольствие всем любителям истории, невероятных приключений и просто острых ощущений.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.