Зона - [17]

За стеной в своем кабинете металась Везувия. И опять, какую неделю подряд, ее донимали воспоминания, эти застывшие глаза военного хирурга.

— Никто не видел! Нет свидетелей! А совесть? — спросил внутренний голос. — Была ли она у тебя?

В памяти Везувии, словно в калейдоскопе, замелькали давно минувшие события. В деревню Калифа пришла пешком, ни вещей, ни документов. Объяснила: «Бомбили, от своих отстала». Прижилась у старушки-бобылихи. Думала отсидеться в деревне, а там — видно будет. Да не получилось. Пришли немцы. Нагрянули каратели. Молодых согнали для отправки в Германию. С ними попала и Калифа. И опять непредвиденное обстоятельство. Ее опознал староста как военную медицинскую сестру из госпиталя, куда он приезжал просить лекарства для больной жены.

В лагерь Калифа попала через распределитель. Ее соседкой оказалась невысокая чернявая хрупкая девушка старше Калифы на два года. Звали ее странным именем Везувия. Перед самой войной Везувия окончила педагогический институт, филологический факультет, родом с Кубани, русская, хотя в родне были татары. Родители, младшие братья и сестры погибли. Бомба угодила прямо в дом, оставив после себя одну глубокую воронку. Везувия была на курсах медсестер, осталась живой. Как узнала Калифа, у Везувии были награды — орден и две медали.

— Почти полтора года на фронте и ни царапины! — сокрушалась новая знакомая. — А тут оглушило, присыпало землей. Осталась на ничейной полосе.

Работа с восхода до заката изматывала людей. Калифа худела и вместе с потерей веса все лихорадочно думала, как попасть на прием к начальнику лагеря. Мало попасть, надо доказать, что она может быть им полезна. Но как это сделать? Калифа стала перебирать в памяти все случаи, о которых рассказывал отец. Темной глухой ночью, когда в бараке после тяжелой работы все спали, Калифа подобралась к Везувии, стала душить полотенцем, крепко прижимая хрупкое бьющееся тельце девушки своим широким и мускулистым до тех пор, пока та не обмякла, не затихла.

Утром труп обнаружили. Поднялся шум. Пришло начальство. Стали допрашивать. Так Калифа познакомилась с начальником лагеря. Здесь она выложила все: что внучка бая, что ненавидит советскую власть, что готова работать против нее. Калифу перевели в другой лагерь, ближе к фронту. Из лагеря она бежала. Через неделю голодная, истощенная, с клеймом на руке лежала Калифа в прифронтовом госпитале. Уход, питание, молодость делали свое дело. Щеки снова стали тугими и розовыми, черные пряди непокорных волос, правда, еще торчали пучками в разные стороны, но уже было заметно, что скоро их можно будет причесывать.

Так вместо Калифы появилась Везувия Сергеевна, с наградами, документами, живой легендой. Директорша усмехнулась, зло смотря на своего двойника в настенном лагерном зеркале.

КРИЗ

В конце марта Варвара Александровна заболела. Гипертонический криз затянулся. Варвару положили в больницу. Приходили учителя, приносили фрукты, соки, цветы. Варвара волновалась. Дома дети одни, в школе заканчивается самая большая третья четверть. Как-то там ее воспитанники? Все ли сдали зачеты? Она понимала, что надо лечиться, но никак не могла взять себя в руки. Давление держалось. Назначили курс лечения самыми сильными препаратами.

Однажды из зоны коллеги принесли Варваре записку. Записку написал самый отчаянный лодырь, противник любой общественной работы. И вдруг этот самый ученик прислал записку следующего содержания: «Варвара Александровна, ваше письмо класс получил и сразу пишем ответ: вы за нас не беспокойтесь, все зачеты будут сданы». К записке был приложен список должников с пометками: «Детуров — физика, Морковкин — дал слово. Королев — скоро сдаст свои два «хвоста». Два фанатика, что сидят в углу, пока не сдают, но мы их наверняка заставим взяться за ум». И подпись: староста класса Печуркин.

— Ну, слава богу, сдвинулось!

— Что, давление упало? — спросила соседка по палате, жена начальника пожарной охраны.

— Нет, ученик. Знаете, у меня в классе есть такой. Сидит за убийство, срок — двенадцать лет. Парень огромного роста, хорошо физически сложен. Но лодырь — нет слов. В школу пошел учиться без желания. Свое поведение объясняет так: «Пока сижу, вашу школу успею окончить два раза, жаль, что нет здесь институтов!» Сам не работает и другим мешает. Мы его вызывали и на совет коллектива отряда, и на совет коллектива воспитателей, и всевозможные взыскания накладывали. Не работает и только. Вырос в хорошо обеспеченной семье, отказа ни в чем не получал, школу бросил. Лень, презрение к труду, праздность, пьянство привели к преступлению. Паразитический образ жизни его вполне устраивает, он так и заявляет: «Меняться не собираюсь, готов нести наказание». И даже бравирует: «Лучше быть стройным тунеядцем, чем горбатым стахановцем».

— Вот фрукт! — возмутилась соседка.

— Да уж! К тому же — флегматик, значит «натура, обладающая твердой волей, упорством, настойчивостью, способностью к длительному сопротивлению», — процитировала Варвара майора Петрова. — Вот я и взялась с ним возиться. Целый год все капаю. Похоже, сдвинулось. Вот счастье!