Золотые ворота. Черное солнце - [42]

А дома его ждала неожиданность. Войдя на кухню, он увидел, что дед укладывает походную сумку.

— Ехать куда-то собираешься?

— Для тебя. Вон повестка на столе.

Олесь взял полоску бумаги. Там сообщалось, что, согласно положению о трудовой повинности военного времени, он должен завтра явиться в райисполком для отправки на земляные работы…

V

Ранним утром 30 июня 1941 года по мощеному Васильковскому шоссе из Киева отправилась необычная автоколонна. Она растянулась почти на километр, в каждой полуторке было не менее двадцати человек с лопатами, тачками, кирками. Со стороны могло показаться, что вся эта масса людей спешит, чтобы предотвратить страшное наводнение. Но не наводнение угрожало украинской столице: киевляне спешили преградить дорогу фашистским полчищам противотанковыми рвами, минными полями, проволочными заграждениями. За хутором Красный Трактир добрая половина машин свернула с шоссе, чтобы степными дорогами добираться до участков, выделенных каждому предприятию, учреждению, жилуправлению. И лишь незначительная часть колонны продолжала двигаться по Васильковскому тракту.

Среди тех, кто ехал в кузовах этой группы грузовиков, был и Олесь Химчук. Надвинув кепку на лоб, он смотрел в сизую даль. Навстречу бежали телеграфные столбы, вызванивая проводами, пролетали одинокие деревья на обочинах. Слева от шоссе вплоть до соснового бора на горизонте расстилалось картофельное поле, напоминавшее ярко-зеленую плахту, расшитую белым гарусом. За картофелем перекатывалось бурунами золотистое руно озимой пшеницы, а дальше тянулись гоны еще не созревшего остистого ячменя. Неожиданно налетел порывистый ветер, сорвал с Олеся кепку и завертел ее в пыли. Хлопец вскочил на ноги, крикнул девчатам:

— Постучите водителю: пусть остановится!

— А какого же ты черта ворон ловишь? — воскликнула одна сердито. — Из-за одного разини всю колонну останавливать будем или как?

Олесь пожал плечами: если, мол, с такими нареканиями, то не стоит останавливаться. Но другая спутница возразила:

— И чего ты кипятишься, Оксана? Один-единственный среди нас хлопец — и того хочешь заклевать. А ну, стучи быстрей!

Длиннолицая девушка, которую назвали Оксаной, недружелюбно взглянула большими темными глазами на «единственного хлопца», но все же забарабанила ладонью по кабине.

Завизжали тормоза. Не успела автоколонна остановиться, как Олесь уже мчался по обочине, отыскивая злосчастную кепку. Когда возвращался, услышал брань с соседней машины:

— Что, молокосос, приспичило, растрясло? Так затычку надо было взять про запас… — горланил какой-то пучеглазый мужик.

И вдруг Олесь услышал резкую отповедь Оксаны:

— Чего раскрыл свою лоханку, малахольный? По вывеске видно, что ничего путного от тебя не услышишь!

Вконец сконфуженный, Химчук забрался в кузов своего грузовика, в котором ехали работницы трикотажной фабрики и товарной станции, сел на прежнее место, опустил голову в ожидании, что сейчас посыплются насмешки. Но все молчали, словно бы ничего и не случилось. Странной показалась Олесю Оксана: сначала сама на него накинулась, а лотом на защиту встала. Украдкой стал разглядывать девушку. Красотой она не отличалась — продолговатое, худощавое, похожее на мальчишечье лицо, прямой длинный нос, тонкие губы. Однако в ее больших карих глазах было что-то столь привлекательное, что трудно было отвести от них взгляд. Но особенно поразили Олеся ее руки. Большие, усеянные золотистым пушком, натруженные…

— Приехали! Приехали! — послышалось спереди.

Олесь поднял голову. Вдоль шоссе, над откосом, не доезжая до села Вита-Почтовая, остановилась целая вереница машин, из которых на обочину высыпали сотни людей. Прибывших тут же, у дороги, уполномоченные райкома партии разбивали на бригады и отводили куда-то в поля. Согласно решению штаба Киевского укрепрайона, именно здесь должна была пролегать линия обороны. Она начиналась у самого Днепра на севере, тянулась вдоль правого берега Ирпеня, пересекая поля, леса и перелески, и упиралась опять же в Днепр на юге, охватив город с запада гигантской подковой. В это утро она существовала пока лишь на штабных картах, и тысячи киевлян должны были превратить замысел командования в неприступные оборонительные рубежи.

Женская бригада, в которую попал Олесь, была признана военспецами неполноценной, поэтому инструктор-сапер направил в нее еще двух мужчин. Пожилого, болезненного на вид бухгалтера по фамилии Пелюшенко и краснощекого пучеглазого здоровяка, выкрикивавшего из соседней машины в адрес Олеся непристойные слова. Его называли Ландыком. Бригадиром единогласно избрали бухгалтера как человека грамотного и самого старшего по возрасту. Место, где бригада должна была копать противотанковый ров, находилось неподалеку от Васильковского шоссе, над долиной, в которой пряталось в садах большое село Вита-Почтовая. Внизу, среди зеленых лугов, извивалась синей лептой, поблескивала на солнце речушка Сиверка, а справа, почти до самого горизонта, расстилались бескрайние поля, клином буйного жита врезавшиеся в отведенный бригаде Пелюшенко участок.

Пелюшенковцы остановились среди дозревающих хлебов. С болью смотрели на высокие стебли, гладили дородные колосья и боялись даже подумать, что через несколько дней эти поля будут изрыты глубокими рвами, нашпигованы минами, огорожены многими рядами колючей проволоки.