Золотые миры - [54]

Шрифт
Интервал

Бесслёзные глаза.
Ведь жизнь одна. Ведь юность хочет дани,
И некуда идти.
И даже нет лукавых: оправданий
Бесцельного пути.

21/ VIII, 1924

«Немного сентиментализма…»

Немного сентиментализма,
Сарказма и штрихов карандаша —
И вот та призма,
В которой преломляется душа.
Когда же мир одеть тревогой,
То он создаст мечту.
Ещё немного —
И жизнь совсем сорвётся в пустоту.

23/ VIII, 1924

«Да, я лгала, как лгут все женщины…»

Да, я лгала, как лгут все женщины.
Был день мой жалок и суров.
Мне радость пышная обещана
Ненастьем зимних вечеров.
Я надевала платье синее,
Слагала однозвучный стих,
Я на столе чертила линии,
Тоску изображая в них.
А сердце билось зло и бешено,
Ненастный дождь стучал в окно,
И я лгала, как лжёт лишь женщина,
Когда ей больно и темно.

28/ VIII, 1924

«Как я устала ждать украдкой…»

Как я устала ждать украдкой
И говорить себе: молчи…
Я там, на теннисной площадке
Бросала белые мячи.
Но надоело хохотать,
Бессмысленные слушать речи…
Я смутно знала, что опять
Настанет тихий, тёмный вечер.
Когда туман вставал с долин
В лукаво-грустный час заката
И красил воздух розоватый
Дуплистые стволы маслин, —
Я шла испытанной тропой,
Упрямо сдерживая слёзы,
Туда, где шелестят листвой
Колючие кусты мимозы.
И я узнала, что вдали
Вставал тяжёлый, тёмный вечер,
Зажгли огонь, — и все ушли,
И смолкли шорохи и речи.
Пустая темнота страшна,
Так странно-тихо за стеною…
Я молча села у окна,
Уж опьянённая тоскою.
О, эта страшная тоска!
О, эти медленные миги!
Лежала сильная рука
На переплёте скучной книги.
Слегка кружилась голова,
Скользнула книга на колени,
И пронеслись в воображенье
Тоской звучащие слова…
И задыхаясь, не дыша,
Я поняла, что всё отрава,
Что стала нищенкой лукавой
Когда-то сильная душа.

29/ VIII, 1924

«Тоска по уюту, по дому…»

Тоска по уюту, по дому.
Томленье без смысла, без веры
О том, что совсем не вернётся.
А я погрузилась, как в омут,
В теории рифм и размеров.
Забыла про яркое солнце.
Тяжёлый и душный сирокко
Сковал мои робкие думы,
Раскинул ленивые руки.
И чудилось мне, что далёко
Опять всколыхнулись угрюмо
Мои позабытые муки.
Я в сосны ушла от тревоги,
Но губы шептали: не надо.
А сердце им вторило: поздно.
И ярко сверкали дороги,
И звонко звенели цикады,
И пахли смолистые сосны…

6/ IX, 1924

«Пела ночь голосами цикад…»

Пела ночь голосами цикад,
Тихим шелестом сонной листвы,
Звонким смехом чужих голосов.
Будто вымер пустынный Сфаят.
Оттого так скучны и мертвы
Были цепи ненужных часов.
Ночь цвела миллионами звёзд,
Очертаньями белых камней,
Кое-где освещённым окном,
Всё, как было: покорно и просто,
Только сердце стучало больней,
Искушённое прожитым днём,
Ночь лгала огоньком у стола,
Звонким шелестом быстрых шагов,
Мутным блеском расширенных глаз.
В первый раз я так грустно плела
Бестолковые строки стихов…
И, быть может, — в последний раз.

6/ IX, 1924

«Я слишком много разбросала слов…»

Я слишком много разбросала слов,
Которые раз в жизни говорятся.
Я слишком много рассказала сказок…
Но в тихий час дождливых вечеров,
Когда хотелось плакать и смеяться,
Ни в пряный миг безумного экстаза,
Ни тихою мечтательной весной —
Чуть слышных слов, обвеянных тоской,
Я этих слов не слышала ни разу.

6/ IX, 1924

Вечер («Бледные, душные дали…»)

Бледные, душные дали
Скрылись под синею мглой.
Долго о чём-то шептались
Там, под узорной листвой.
Падали чёрные крылья
Быстрых летучих мышей.
Новую сплетню пустили
И потешались над ней.
Звонко цикады трещали,
Гулко стучали шаги,
Красные искры бросали
Гаснущие утюги.
Тускло светилось окошко
На деревянной стене,
Гибкая, чёрная кошка
Кралась вдоль белых камней.
Искрились волосы Ляли,
Цвёл абажур кружевной.
Имя моё повторяли
Там, под узорной листвой.
Звонко заплакал ребёнок,
Где-то залаял шакал,
Белый, весёлый козлёнок
С чёрной собакой играл.
И как виденье немое,
Думы бессмысленных дней,
Стыли над тихим покоем
Брошенных за борт людей.

12/ IX, 1924

Мамочке («День прошёл — и, слава Богу…»)

День прошёл — и, слава Богу.
Жизнь ясна и хороша.
Ты не вслушивайся строго
В то, над чем скорбит душа.
Подожди — и перед нами
Заблестит морская даль…
Будь, что будет! Не годами,
Днями счёт ведёт печаль.
«Пера-Гюнта» вслух прочту я,
Пролетит за часом час.
Стол тебе освобожу я —
Ты раскладывай пасьянс.
Ведь не могут по-другому
Пролетать пустые дни…
Хочешь плакать? — Выпей брому,
Ляг спокойно — и усни.

12/ IX, 1924

«Мне хочется смелого взгляда…»

Мне хочется смелого взгляда,
Весёлых смеющихся глаз.
О Боже! Не много мне надо,
Не много прошу я у вас.
Лишь смейтесь, болтайте, шутите,
И я буду тоже шутить,
Чтоб рвались последние нити
Того, что нужно забыть.
И ночью, глухой и тяжёлой,
Сомкнуть не могу своих глаз…
Мной созданный призрак весёлый —
Не много прошу у вас.

23/ IX, 1924

«Я закрыла плотно ставни…»

Я закрыла плотно ставни,
Молча села у стола.
Так недавно, так недавно
Я весёлая была.
Слепо верила надежде,
Не считала скучных дней,
А теперь, опять, как прежде,
Я молчу в тоске моей.
Не пестрят мои страницы,
Звонко рифмы не звенят.
Однозвучной вереницей
Дни ненужные летят.
Если станешь вольной птицей —
Не оглянешься назад!

23/ IX, 1924

«Я только для одной себя жила…»

Я только для одной себя жила,
И для себя созвучья рифм сплетала!
Я сделала, быть может, много зла,
А добрых дел моих так мало.
Я до конца сама себе лгала,

Еще от автора Ирина Николаевна Кнорринг
О чём поют воды Салгира

Поэтесса Ирина Кнорринг (1906–1943), чья короткая жизнь прошла в изгнании, в 1919–1920 гг. беженствовала с родителями по Югу России. Стихи и записи юного автора отразили хронику и атмосферу «бега». Вместе с тем, они сохранили колорит старого Симферополя, внезапно ставшего центром культурной жизни и «точкой исхода» России. В книге также собраны стихи разных лет из авторских сборников и рукописных тетрадей поэтессы.


Повесть из собственной жизни: [дневник]: в 2-х томах, том 1

Дневник поэтессы Ирины Николаевны Кнорринг (1906–1943), названный ею «Повесть из собственной жизни», публикуется впервые. Первый том Дневника охватывает период с 1917-го по 1926 год и отражает ключевые события российской истории XX века, увиденные глазами «самой интимной и камерной поэтессы русского зарубежья». Дневник погружает читателя в атмосферу полунищей, но творчески богатой жизни русских беженцев; открывает неизвестную лакуну культурной жизни русской эмиграции — хронику дней Морского корпуса в Бизерте, будни русских поэтов и писателей в Париже и многое другое.


После всего

Негромкий, поэтический голос Кнорринг был услышан, отмечен и особо выделен в общем хоре русской зарубежной поэзии современниками. После выхода в свет в 1931 первого сборника стихов Кнорринг «Стихи о себе» Вл. Ходасевич в рецензии «„Женские“ стихи» писал: «Как и Ахматовой, Кнорринг порой удается сделать „женскость“ своих стихов нарочитым приемом. Той же Ахматовой Кнорринг обязана чувством меры, известною сдержанностью, осторожностью, вообще — вкусом, покидающим ее сравнительно редко. Кнорринг женственна.


Окна на север

Лирические стихи Кнорринг, раскрывающие личное, предельно интимны, большей частью щемяще-грустные, горькие, стремительные, исполненные безысходностью и отчаянием. И это не случайно. Кнорринг в 1927 заболела тяжелой формой диабета и свыше 15 лет жила под знаком смерти, в ожидании ее прихода, оторванная от активной литературной среды русского поэтического Парижа. Поэтесса часто лежит в госпитале, ее силы слабеют с каждым годом: «День догорит в неубранном саду. / В палате электричество потушат. / Сиделка подойдет: „уже в бреду“.


Повесть из собственной жизни: [дневник]: в 2-х томах, том 2

Дневник поэтессы Ирины Николаевны Кнорринг (1906–1943), названный ею «Повесть из собственной жизни», публикуется впервые. Второй том Дневника охватывает период с 1926 по 1940 год и отражает события, происходившие с русскими эмигрантами во Франции. Читатель знакомится с буднями русских поэтов и писателей, добывающих средства к существованию в качестве мойщиков окон или упаковщиков парфюмерии; с бытом усадьбы Подгорного, где пустил свои корни Союз возвращения на Родину (и где отдыхает летом не ведающая об этом поэтесса с сыном); с работой Тургеневской библиотеки в Париже, детских лагерей Земгора, учреждений Красного Креста и других организаций, оказывающих помощь эмигрантам.


Стихи о себе

Первый сборник поэтессы. В статье "Женские" стихи, строгий, взыскательный и зачастую желчный поэт и критик Владислав Ходасевич, так писал о первой книге Кнорринг: "...Сейчас передо мною лежат два сборника, выпущенные не так давно молодыми поэтессами Ириной Кнорринг и Екатериной Бакуниной. О первой из них мне уже случалось упоминать в связи со сборником "Союза молодых поэтов".    Обе книжки принадлежат к явлениям "женской" лирики, с ее типическими чертами: в обеих поэтика недоразвита, многое носит в ней характер случайности и каприза; обе книжки внутренним строением и самой формой стиха напоминают дневник, доверчиво раскрытый перед случайным читателем.


Рекомендуем почитать
Защита Зимнего Дворца

Воспоминания участника обороны Зимнего дворца от большевиков во время октябрьского переворота 1917 г.


Путник по вселенным

 Книга известного советского поэта, переводчика, художника, литературного и художественного критика Максимилиана Волошина (1877 – 1932) включает автобиографическую прозу, очерки о современниках и воспоминания.Значительная часть материалов публикуется впервые.В комментарии откорректированы легенды и домыслы, окружающие и по сей день личность Волошина.Издание иллюстрировано редкими фотографиями.


Бакунин

Михаил Александрович Бакунин — одна из самых сложных и противоречивых фигур русского и европейского революционного движения…В книге представлены иллюстрации.


Сердце на палитре: художник Зураб Церетели

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Андерсен. Его жизнь и литературная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Старовойтова Галина Васильевна. Советник Президента Б.Н. Ельцина

Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.