Золотые миры - [49]

Шрифт
Интервал

Но моей глухой тревоги,
Милая, не тронь.
Слишком много, слишком много
Брошено в огонь.
Не разгонишь, не развеешь
Пепел тёмных дней.
Тихой лаской не согреешь
Холода ночей.
Будет тише, будет лучше,
Всё пройдёт, как чад.
То, что больше, то, что мучит,
Не придёт назад.
Нет, не встанет на дороге
Мой ретивый конь!
Только много, слишком много
Брошено в огонь.

17/ IV, 1924

«На ромашке всё ясней…»

На ромашке всё ясней
Жёлтое колечко.
Силуэт мелькнул в окне —
Дрогнуло сердечко.
Нервно бросила платок,
Всё припоминая.
Плечи тронул холодок,
Отчего — не знаю.
Дёрнула поспешно дверь,
Не смеясь, не плача.
Пожелайте мне теперь
Боевой удачи!

18/ IV, 1924

«На тихую песню…»

На тихую песню,
На пёструю сказку —
Я в сердце лелею
Холодный яд.
Нет мига чудесней,
Нет ласковей ласки,
Нет зова страшнее,
Чем тихий взгляд.
Не вечно безверье,
Не вечно томленье,
Легко эту муку
Перенести.
У скрипнувшей двери
Моё пробужденье.
Схватившему руку
Скажу — пусти!
Губам, слишком дерзким,
Не вечно смеяться.
Привыкло к обманам
Сердце моё.
У той занавески,
Где звуки мне снятся,
Ночь веет дурманом
И забытьём.

18/ IV, 1924

«Слишком многое не досказано…»

Слишком многое не досказано,
Слишком много сгорело в огне.
Если слабые крылья связаны —
Так о чём ещё думать мне?
Оттого тихим часом утренним
Я с тоской смотрела в окно,
Оттого у святой заутрени
Было буднично и темно.

1/ V, 1924

«Я рано перестала верить…»

Я рано перестала верить,
Забыла песни литаний,
Я стала только рифмой мерить
Мои тоскующие дни.
А там, где белые страницы
Пронзил зигзаг карандаша,
Упала раненой орлицей
Моя тревожная душа.
Терзаясь муками безверья,
Пугливо кутаясь в платок,
Я рано закрываю двери
И запираю на крючок.
Мечты раскрашенной не надо,
Я правду свято берегу.
Перед иконою лампады
Рукой дрожащей не зажгу.
Мне жизнь — тревожная борьба.
Змеится белая дорога,
Куда одна, без слёз, без Бога
Уйду с насмешкой на губах.

1/ V, 1924

«Мне, как женщине, знакома жалость…»

Мне, как женщине, знакома жалость,
Я иду на звон чужих цепей.
Мало что в душе теперь осталось
От того, что прежде было в ней.
Всё сожгла, спалила, раздарила
И своих святынь не сберегла.
Не напрасно я тогда томилась
У глухого, тёмного стекла.
Только голос мне звучит уныло,
Как звучат далёкие шаги:
«Береги нетронутые силы,
Для других, бессильных — береги!
Уже слышен, слышен звон железный.
Много их. Идут, взметая пыль.
Нищему над самой страшной бездной
Дай последний нищенский костыль».

3/ V, 1924

«Я верю в Россию. Пройдут года…»

Я верю в Россию. Пройдут года,
Быть может, совсем немного,
И я, озираясь, вернусь туда
Далёкой ночной дорогой.
Я верю в Россию. Там жизнь идёт,
Там бьются скрытые силы.
А здесь — у нас — тёмных дней хоровод,
Влекущий запах могилы.
Я верю в Россию. Не нам, не нам
Готовить ей дни иные.
Ведь всё, что свершится, так только там,
В далёкой святой России.

7/ V, 1924

«Я девочкой уехала оттуда…»

Темна твоя дорога, странник,
Полынью пахнет хлеб чужой.

Анна Ахматова

Я девочкой уехала оттуда,
Нас жадно взяли трюмы корабля,
И мы ушли — предатели-Иуды —
И прокляла нас тёмная земля.
Мы здесь всё те же. Свято чтим обряды,
Бал задаём шестого ноября.
Перед постом — блины, на праздниках — парады:
«За родину, за веру, за царя!»
И пьяные от слов и жадные без меры,
Мы потеряли счёт тоскливых лет,
Где ни царя, ни родины, ни веры,
Ни даже смысла в этой жизни нет.
Ещё звенят беспомощные речи,
Блестят под солнцем Африки штыки,
Как будто бы под марш победный легче
Развеять боль непрошеной тоски.
Мы верим, ничего не замечая,
В свои мечты. И если я вернусь
Опять туда — не прежняя, чужая, —
И снова к жёлтой двери постучусь, —
О, сколько их, разбитых, опалённых,
Мне бросят горький и жестокий взгляд, —
За много лет, бесцельно проведённых,
За жалкие беспомощные стоны,
За шёпоты у маленькой иконы,
За тонкие, блестящие погоны,
За яркие цветы на пёстрых склонах,
За дерзкие улыбки глаз зелёных,
За белые дороги, за Сфаят.
И больно вспоминая марш победный,
Я поклонюсь вчерашнему врагу,
И если он мне бросит грошик медный —
Я этот грош до гроба сберегу.

7/ V, 1924

«Как он спокоен, говорит и шутит…»

Как он спокоен, говорит и шутит,
Бессмысленный убийца без вины,
Он, оглушённый грохотом орудий,
Случайное чудовище войны.
Как дерзок он, как рассуждает ловко,
Не знающий ни ласки, ни любви.
А ведь плеча касался ствол винтовки
И руки перепачканы в крови.
О, этот смелый взгляд непониманья,
И молодой, задорно-дерзкий смех!
Как будто убивать по приказанью
Не преступленье, не позор, не грех.

7/ V, 1924

«В глухой горячке святотатства…»

В глухой горячке святотатства,
Ломая зданья многих лет —
Там растоптали в грязь завет
Свободы, равенства и братства.
Но там восстанет человек,
Восстанет он для жизни новой,
И прозвучит толпе калек
Ещё не сказанное слово.
И он зажжёт у алтаря
Огонь дрожащими руками.
И вспыхнет новая заря,
Как не оплёванное знамя.

8/ V, 1924

Мамочке («Всё не сидится, всё тревожится…»)

Всё не сидится, всё тревожится,
В душе — холодный яд.
Пойдём со мной до бездорожицы,
Потом — назад.
Какой тоской к земле приколота?
Дай руку! Говори!
О, посмотри, как много золота
В лучах зари.
О, глянь, какая кровь на западе…
А мы с тобой — вдвоём.
Мне душно, душно в тихой заводи!..
Давай — уйдём.?

8/ V, 1924

«Мечтательный дактиль…»

Мечтательный дактиль,
Стремительный ямб —

Еще от автора Ирина Николаевна Кнорринг
О чём поют воды Салгира

Поэтесса Ирина Кнорринг (1906–1943), чья короткая жизнь прошла в изгнании, в 1919–1920 гг. беженствовала с родителями по Югу России. Стихи и записи юного автора отразили хронику и атмосферу «бега». Вместе с тем, они сохранили колорит старого Симферополя, внезапно ставшего центром культурной жизни и «точкой исхода» России. В книге также собраны стихи разных лет из авторских сборников и рукописных тетрадей поэтессы.


Повесть из собственной жизни: [дневник]: в 2-х томах, том 1

Дневник поэтессы Ирины Николаевны Кнорринг (1906–1943), названный ею «Повесть из собственной жизни», публикуется впервые. Первый том Дневника охватывает период с 1917-го по 1926 год и отражает ключевые события российской истории XX века, увиденные глазами «самой интимной и камерной поэтессы русского зарубежья». Дневник погружает читателя в атмосферу полунищей, но творчески богатой жизни русских беженцев; открывает неизвестную лакуну культурной жизни русской эмиграции — хронику дней Морского корпуса в Бизерте, будни русских поэтов и писателей в Париже и многое другое.


После всего

Негромкий, поэтический голос Кнорринг был услышан, отмечен и особо выделен в общем хоре русской зарубежной поэзии современниками. После выхода в свет в 1931 первого сборника стихов Кнорринг «Стихи о себе» Вл. Ходасевич в рецензии «„Женские“ стихи» писал: «Как и Ахматовой, Кнорринг порой удается сделать „женскость“ своих стихов нарочитым приемом. Той же Ахматовой Кнорринг обязана чувством меры, известною сдержанностью, осторожностью, вообще — вкусом, покидающим ее сравнительно редко. Кнорринг женственна.


Окна на север

Лирические стихи Кнорринг, раскрывающие личное, предельно интимны, большей частью щемяще-грустные, горькие, стремительные, исполненные безысходностью и отчаянием. И это не случайно. Кнорринг в 1927 заболела тяжелой формой диабета и свыше 15 лет жила под знаком смерти, в ожидании ее прихода, оторванная от активной литературной среды русского поэтического Парижа. Поэтесса часто лежит в госпитале, ее силы слабеют с каждым годом: «День догорит в неубранном саду. / В палате электричество потушат. / Сиделка подойдет: „уже в бреду“.


Повесть из собственной жизни: [дневник]: в 2-х томах, том 2

Дневник поэтессы Ирины Николаевны Кнорринг (1906–1943), названный ею «Повесть из собственной жизни», публикуется впервые. Второй том Дневника охватывает период с 1926 по 1940 год и отражает события, происходившие с русскими эмигрантами во Франции. Читатель знакомится с буднями русских поэтов и писателей, добывающих средства к существованию в качестве мойщиков окон или упаковщиков парфюмерии; с бытом усадьбы Подгорного, где пустил свои корни Союз возвращения на Родину (и где отдыхает летом не ведающая об этом поэтесса с сыном); с работой Тургеневской библиотеки в Париже, детских лагерей Земгора, учреждений Красного Креста и других организаций, оказывающих помощь эмигрантам.


Стихи о себе

Первый сборник поэтессы. В статье "Женские" стихи, строгий, взыскательный и зачастую желчный поэт и критик Владислав Ходасевич, так писал о первой книге Кнорринг: "...Сейчас передо мною лежат два сборника, выпущенные не так давно молодыми поэтессами Ириной Кнорринг и Екатериной Бакуниной. О первой из них мне уже случалось упоминать в связи со сборником "Союза молодых поэтов".    Обе книжки принадлежат к явлениям "женской" лирики, с ее типическими чертами: в обеих поэтика недоразвита, многое носит в ней характер случайности и каприза; обе книжки внутренним строением и самой формой стиха напоминают дневник, доверчиво раскрытый перед случайным читателем.


Рекомендуем почитать
Генрик Ибсен. Его жизнь и литературная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Вольтер. Его жизнь и литературная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Андерсен. Его жизнь и литературная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Роберт Оуэн. Его жизнь и общественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Карамзин. Его жизнь и научно-литературная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839–1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Старовойтова Галина Васильевна. Советник Президента Б.Н. Ельцина

Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.