Золотые эполеты - [95]
Мичману Кондрату Хурделице капитан второго ранга Григорий Иванович Бутаков приказал не отлучаться, как и всему экипажу парохода-фрегата «Владимир». Уже все моряки знали, что противник готовится к атаке и надо будет его встретить огнем кораблей. Помочь защитникам бастионов и редутов отразить штурмовые колонны врага.
«Владимир» с другим пароходом-фрегатом «Херсонес» подошел ночью к Килен-Балочной бухте и занял ударную позицию для обстрела правого фланга французского лагеря, откуда предполагалась атака.
Кондрат находился на боевой вахте у своего бомбического орудия, он увидел фонтаны огня, вспыхнувшего в городе. Это был результат варварского обстрела жилых кварталов. Слезы отчаяния навернулись у него на глазах. Он переживал за судьбу Богданы. То же испытывали и другие моряки корабля. У них у всех там, в пылающем городе, находились жены, дети, братья, сестры, друзья.
— По женщинам и детям бьют ядрами и бомбами… — вздрогнул Кондрат.
— С нами, мужиками, справиться не могут, так, значит, за детей и баб взялись.
— Злодеи, уж отольются им наши слезы, — возмущенно говорили матросы.
Многие моряки на пароходе-фрегате буквально не находили себе места. Кондрат несколько раз просил у капитана разрешения открыть огонь.
— Дозвольте по гадам бомбой?
Капитан Бутаков еле сдерживал своих офицеров. Они, в свою очередь, матросов. «Владимир» всю ночь с потушенными огнями, как черный призрак, простоял на якорях, готовый в любую минуту открыть ураганный огонь по врагу.
Но вот забрезжил рассвет, и на склоне балки, с Корабельной стороны, показались густые колонны французской гвардии. Это генерал Меерон повел свою бригаду на штурм первого и второго бастионов и батарей, господствующих под Килен-Балочной бухтой.
Французские историки до сих пор спорят: почему этот генерал начал штурм раньше условленного сигнала. Например, главнокомандующий генерал Пелисье утверждает, что Меерон по ошибке принял обычную бомбу за сигнал к атаке. Другие историки утверждают, что Меерону доложили разведчики о прорвавшемся русском отряде, и он решил, что нельзя терять ни минуты, иначе будет потеряна внезапность, русские узнают о начале штурма и подготовят отпор…
Третий историк утверждает, что генерал Меерон решил, что его бригада без больших потерь пройдет опасные места, пока русские не проведают о начале штурма[52].
Чья версия более соответствует истине, трудно понять. Как только штурмовые колонны показались на склоне берега, они сразу попали под картечь с фронта и удары бомб и ядер с корабля. Это орудия «Владимира» начали в упор расстреливать бригаду. Она была разгромлена и обращена в бегство. Сам генерал Меерон, храбро возглавлявший колонну в первых рядах, был убит через несколько минут боя.
Залповый огонь всех орудий был очень меток. К нему присоединились еще пушки шести пароходов-фрегатов. Обстрел кораблей служил залогом победы, которую в этот день одержали защитники города над превосходящими силами интервентов. А силы в этом сражении были неравны. Количество орудий было вдвое больше у захватчиков, чем у защитников Севастополя. Осадная артиллерия противников стреляла из пятисот сорока стволов. У неприятеля было сто шестьдесят мортир, которые одновременно могли вести навесной огонь против шестидесяти девяти русских пушек этого типа. Огромное преимущество у интервентов было в боеприпасах. Они имели по пятьсот зарядов на каждое орудие, в то время как севастопольцы на одно орудие — сто сорок. Некоторые же батареи находились на «голодном пайке» — всего по пять зарядов на ствол… Во время бомбардировки и штурма интервенты израсходовали семьдесят две тысячи снарядов. Русские же — двадцать тысяч. Потери защитников Севастополя составили четыре тысячи восемьсот человек. Противник потерял свыше семи тысяч убитыми и двести семьдесят человек пленными. Но даже такое соотношение сил не принесло интервентам победы. Целые сутки длилась их страшная канонада. Ранним утром генерал Пелисье в парадной форме, в синем мундире и красных штанах повел в атаку лучшие гвардейские полки. Тридцать тысяч французских солдат напали на Малахов курган, первый и второй бастион. Четырнадцать тысяч английских солдат одновременно пошли на штурм третьего бастиона. Но везде вражеские колонны были отбиты и разгромлены. Иногда дело доходило до штыковых схваток. Лишь в одном месте англичане было прорвались на русскую батарею, но потом и тут были отброшены штыковым ударом Томского полка.
Главнокомандующий французской армией Пелисье рассчитывал на победу. Он недаром вырядил в парадную форму свое войско, чтобы, заняв Севастополь, тут же на поле сражения устроить торжественный парад победы. Увы, он должен был испить в этот день, как высокопарно написал один французский журналист, горькую чашу поражения. Однако он нашел в себе мужество признаться в этом поражении в лаконичном донесении своему императору:
«Убийственный огонь производился не только с верков[53], которые мы намеревались взять, но и с неприятельских пароходов, подоспевших сюда на всех парах и маневрировавших столь же счастливо, сколь искусно. Страшный огонь этот остановил порыв наших войск; им было невозможно идти вперед».
