Золотой век Испанской империи - [4]

Для знати с менее интеллектуальными запросами в Вальядолиде имелись другие привлекательные объекты. Местные женщины, по мнению Андреа Наваджеро, венецианского посла в Испании в 1520-х годах, были прекрасны – хотя, как заметил фламандский придворный Лоран Виталь, слишком сильно красились{13}. Граф-герцог Бенавенте держал слона. В эти счастливые дни, предшествовавшие Реформации, часто устраивались праздники: «Tout est prйtexte а fкtes»[7]{14}. Летом на берегах Писуэрги постоянно устраивали танцы, а на Рождество, Страстную неделю (особенно в Великий четверг, когда из дверей церкви Святой Магдалены выходила яркая процессия) и праздник Тела Господня – пышные торжества; не стоит забывать и ночь на Святого Иоанна в июле, и Успение в августе, и Рождество Девы Марии в сентябре. В Страстную пятницу выступали процессии двух религиозных братств (кофрадиас) – «Девы у подножия Креста» и «Молитвы в Оливковом саду». Вторая из этих процессий в начале XVI столетия состояла из более чем 2000 пилигримов (насаренос[8]) и нескольких прекрасных платформ с фигурами святых и изображениями Тайной вечери и Туринской плащаницы. Все эти величественные религиозные празднества давали повод для музыки и танцев, а также боев быков{15}. Часто исполнялись пьесы, в особенности короткие сценки из повседневной жизни, называемые «сайнете».

Университет, который к тому времени был уже достаточно древним учреждением (он был основан в 1346 году), но в прежние годы контролировался Церковью, к 1522 году был полон гуманистами. Здесь можно было изучать юриспруденцию, медицину, богословие и «изящные искусства». Регулярно учреждались новые кафедры. В те времена, со своей тысячей студентов, он был третьим по величине университетом в Испании после Саламанки и Алькалы{16}. Лучший из современных ученых, занимающихся Вальядолидом, французский историк Беннассар, говорит, что в XVI веке ни в одном другом городе Кастилии не было настолько интеллектуальной атмосферы. Без сомнения, здесь, как и в большинстве учебных учреждений Испании, существовало два взгляда на классических авторов: сицилиец Лючио Маринео, Петр Мартир и братья Джеральдини были среди тех, кто прежде всего видел в поэзии красоту; другие, как Небриха, Диего де Мурос и Диего Рамирес де Вильяэскуса, ценили поэзию за ту истину, которую она выражала{17}.

Когда разговор заходит об интеллектуальной жизни в 1522 году, остается лишь один шаг до упоминания Эразма Роттердамского. Великий нидерландский гуманист и ученый отказался приехать в Испанию – но его идеи добрались сюда и проникли во все учебные и богословские учреждения. Сам Эразм по-прежнему чувствовал оптимизм относительно и европейского общества, и религии; разве он не написал: «Я могу лишь пожелать, чтобы мне довелось помолодеть на несколько лет, ибо передо мной рассвет золотого века»? Он подчеркивал, что все европейские правители пребывают в согласии и склоняются к миру. «Я не могу не чувствовать, – продолжал он, – что нас ждет новое Возрождение и в чем-то открытие заново законопослушных нравов и христианского общества, однако на этот раз в нем будет обновленная и более искренняя литература. Благодаря нашим благочестивым умам мы можем наблюдать пробуждение и расцвет умов блистательных…»{18}

Увы, его оптимизм был преждевременным. Тем не менее, книги Эразма Роттердамского пользовались в Испании необыкновенной популярностью. Ни в одной другой стране не было ничего подобного:

«…при дворе императора, в городах, в церквях, в монастырях, даже в тавернах и на больших дорогах – повсюду у кого-нибудь имелся экземпляр Эразмова «Оружия христианского воина» на испанском языке. До этих пор его читали лишь небольшое число латинистов, и даже они не всегда все в нем понимали; однако теперь его читают по-испански самые разные люди»{19}.

Эразм сумел увидеть необходимость рассмотрения проблем христианизации новых земель в Америках. В примечании к диалогу из «Ихтиофагии», добавленному в 1526 году, он размышляет о малых размерах территории, контролируемой христианами. Его собеседник спрашивает: «Разве ты не видел, как много южных берегов и островов несут на себе символы Христа?» «Да, – отвечает Ланио, персонаж, говорящий от лица самого Эразма, – и я узнал также, что оттуда можно привезти немалые богатства. Но я не слышал, чтобы туда привезли христианство»{20}.

Если даже Эразм смотрел в будущее с оптимизмом, то и многие простые христиане, очевидно, верили, что впереди их неотвратимо ждет новое, толерантное и интеллектуально насыщенное католичество. Вальядолид, должно быть, тоже в это верил. Многие из его образованных граждан проводили часы досуга за чтением знаменитых рыцарских романов, которыми в то время полнилась Испания. Фаворитом по-прежнему оставался «Амадис Гальский», но существовали и продолжения («Деяния Эспландиана», «Лизуарте Греческий»), новые романы в том же духе («Пальмерин Оливский»), а также исторический роман Овьедо «Дон Кларибальте».

Что касается одежды, то фламандские придворные, оказавшись в Вальядолиде, были удивлены, увидев тяжелые цепи из золота и яркие цвета одеяний. Женщины носили камчатные юбки и жакеты. В женских платьях 1520-х годов преобладали узкие плечи, узкая талия и широкий шлейф до пола. Мужчины проявляли тягу к роскоши не меньше чем женщины – они носили шелк, парчу, бархатную камку и тафту. Неудивительно, что в Вальядолиде того времени имелась целая армия портных – в 1560 году здесь был один портной на 200 жителей, – не говоря уже о торговцах тканями, изготовителях тесьмы, сапожниках и ювелирах. Самыми известными в городе ювелирами была семья Арфе из Германии. Энрике Арфе и его сын Хуан не только создали множество прекрасных украшений для повседневной жизни, но также усовершенствовали искусство изготовления золотых и серебряных сосудов для религиозных целей.