Золотой скорпион - [14]

Садовский надорвался, пытаясь вытащить Технологический институт из болота, как Мюнхгаузен себя и свою лошадь. Ему казалось, что он сделал так много: добился присвоения институту нового статуса, теперь они стали именоваться Университетом перспективных технологий. Математика, общая и прикладная физика, биология? Кому нужны были эти убогие факультеты, на которые не то что конкурса не было, добор студентов по два раза за лето приходилось объявлять? Садовский добился их ликвидации, зато открыл самые перспективные направления: менеджмент, логистику, экономический факультет. Перепрофилировал юрфак, который раньше готовил юрисконсультов для промышленности, а теперь готовил адвокатов и специалистов международного права. Он принял на баланс своего вуза огромный недострой несостоявшегося научного центра и лелеял мечту, что министерство, как обещало, даст денег, чтобы все это достроить, и тогда университет развернется и заживет на широкую ногу в просторных светлых корпусах, с собственной научной базой, откроет дополнительные факультеты, платные курсы, проекты… В то время Морозов впервые назвал Садовского дураком и прожектером. Не наедине назвал, прилюдно. Садовский оскорбления не простил, расформировал кафедру, на которой бывший ректор хотел дотянуть до пенсии на профессорской должности, а самого Морозова подвел под сокращение. Но победа не радовала: Морозов открыл собственную юридическую консультацию, по сей день процветал и даже думать забыл про университет и Садовского.

А Виктор Николаевич только и думал, что про университет. Он снился ему в кошмарных снах, наваливался всей массой серых в потеках стен недостроя, скалился обломками раскуроченных ворами металлоконструкций, издевался толпой наглых студентов, ерничл строем самоуверенных преподавателей… Он ненавидел здесь все, он ненавидел всех. И панически боялся. Он боялся даже завхоза, который вечно приносил дурные вести: что-то потекло, обвалилось, украдено или кончилось. Боялся поздних и ранних телефонных звонков: вдруг что-то вскрыли, взломали, украли? Боялся и не понимал главного бухгалтера и мало-помалу пустил все хозяйство на самотек.

Но потом судьба смилостивилась над Виктором Николаевичем Садовским, и в университете появился Быр-Быр. Борис Борисович Давыдов ввинтился в университет, как болт в родную резьбу. Подошел к своей должности проректора по хозчасти, как ключик к замочку. Закрепился. Честно говоря, как пиявка на теле присосался. Покрутился этот болтик, повернулся этот ключик – и открылся университет ему, как бездонный ларчик. И стал Быр-Быр из него черпать.

Пришлось факультетам временно поужаться. Это Быр-Быр сказал, что временно, только конца этому ужиманию видно не было. Появились арендаторы: фирмы и фирмочки. Понаставили своих железных дверей. Однажды Садовский решил пойти с ревизией хозяйства и понял, что его попросту дурят.

– Какую площадь арендует эта фирма? – строго спросил он Давыдова, заглядывая в договор.

– Двадцать, – сладким голосом голубого воришки из «Двенадцати стульев» проворковал Быр-Быр.

– Двадцать?! Чего? Соток?

– Ме-метров…

– Я тебе покажу – ме-метров! – зло процедил Садовский. – Пошли дальше.

Дальше было не лучше. Если в договоре было записано тридцать метров, то занимали арендаторы сто тридцать. Написано сорок – занимали двести, пятьдесят – значит, все триста.

Борис Борисович так прятал глаза от ректора, что чуть вовсе не окосел.

Их разговор в кабинете у Садовского был долгим и тяжелым. Минут через сорок Давыдов сбегал к себе за бутылкой дорогого коньяка, и они просидели еще пару часов. Проректору некуда было деваться: он предложил поделить доходы от неучтенной аренды. И Садовский не устоял. Согласился. Сдался. Продался. Зато смог, наконец, заниматься наукой, преподаванием, аспирантами. Вот в этом он был настоящим профессионалом, это он любил и умел. И довольно долго жил на этом новом подъеме за широкой спиной Давыдова.

Потом случилось так, что Давыдов оказался на больничном. Он свалился на Троицу с лестницы на собственной даче пьяный и сломал ногу. Дела встали, Садовский пришел в ужас.

Давыдов недавно затеял большой ремонт, звонили какие-то поставщики, Круглова оглушительно визжала до звона в ушах по каждой ерунде. Какая-то вахтерша тоже заболела, заменить ее было некем, хоть сам садись на вахту в ночь дежурить. В довершение бед на третьем этаже прорвало трубу, и горячая вода потекла по потолку актового зала. Сантехники, пьяные в дым, играли в каптерке в домино и были ремонтонепригодны. Садовскому стало плохо с сердцем.

Выход предложил декан юридического факультета. Нужно было вызвать на помощь тяжелую артиллерию. Неподалеку от их университета стоял в поле институт проблем медицинского приборостроения, в котором в те времена хозяйством ведала молодая женщина. Мария Владимировна Рокотова. Вот ее-то и вызвали для спасения утопающих.

Она приехала на «УАЗике» со своими сантехниками и запасной вахтершей тетей Розой. Рыкнула на главбуха Круглову, успокоила поставщиков и подрядчиков. Пощупала пульс Садовскому, сунула ему под язык валидол и отправила на машине домой. Потом оформилась в университет на полставки, и Садовский уже на следующий день вздохнул свободно. Рокотова успевала справляться и со своим институтом, и с университетом Садовского.