Золотой ретривер - [35]

— Прошу прощения, просто я голоден. Так о чем мы?

Марк смотрел на пару, как будто ожидал услышать от них ответ. Кресла уподобились стальной леди, сковывая движения и отнимая возможность двигаться. Неужели времена инквизиции не прошли?

— Ах да! Юль. Как тебя угораздило? Зачем ты это делаешь?

Теперь Ян видит не того, кого знал на протяжении некоторых лет, но подлого ящера, желающего выпотрошить мышь. Ящер, шипящий своим раздвоенным языком, окутывающего и похищающего кислород вокруг пасти. Настолько жадное и подлое существо, что не готово отдать жменю песка в пустыне.

К большому удивлению, девушка все же решилась ответить на его вопрос, несущий некую скрытую долю сарказма:

— Марк, прости, тебя ведь так зовут? Я боюсь ошибиться. — ее нежный и взволнованный голос волновал обстановку в комнате и пол под ногами Марка. Марк одобрительно кивнул, не показывая на лице никаких эмоций. — Тебе известно такое понятие как «свобода»?

— Я участник движения за свободное программное обеспечение, поэтому имею общие представления о такой штуке, как «свобода».

— Ты хочешь историю?

— Угу.

— История. Хотя вначале не помешало бы услышать твою историю. Зачем это делаешь ты?

— Итааак. В общем, я мог привести несколько аналогий, помогающих мне в рассказе. Например, Данте рьяно описывал ад, ибо наличие ада де–факто подразумевает наличие рая. Чувак, написавший «Беофульфа», да и тот малый, что написал повесть о мошенниках в 2013-ом году. Все они уповали на хорошее будущее, пытались создавать своеобразные «хеппи–энды». Они говорили, что завтра — лучше сегодняшнего дня. Они ждали этого завтра, описывали его. Как ты думаешь, это мифическое «завтра» наступило?

— Наверное вряд ли.

— Вот именно! — возгласил Марк с большим энтузизмом, контрастно вступившим в борьбу со спокойствием и плавным рассказом. — Именно! И оно редко наступает. И по этой причине мне пришлось, будучи подростком, совершать свои подвиги для того, чтобы заработать на новые кроссовки. Моя мать умерла от гепатита, а вскоре я переехал жить к бабушке с дедушкой. Мне хотелось сделать что–нибудь полезное, пускай голодающих в Африке я не смог бы накормить. Разумеется, сначала было страшно, но каково это — испытывать чувство, что ты финансово независим. Бабушка лишь кормила меня и давала мне жилье. Когда спрашивала, мол, «сынок, где ты взял этот новый батник?», я со скрытной гордостью заявлял — «поработал, раздавая листовки». Понимаешь? Это внушало в меня оптимизм, помогало переживать сложные моменты жизни, когда я делал все для того, чтобы мы с бабушкой и дедушкой не голодали. — Марк в более расслабленой манере уселся на диван. — Я хотел быстрее стать взрослым, какими бы трудностями меня от этого не ограждали. Какова же твоя история? Я сомневаюсь, что ты это делаешь не зря.

Обдумывая сказанное, Юлия не хотела драматизировать, повествуя причины, сподвигнувшие ее стать тем, кем она стремилась стать. Но ничего не помешало ей сказать то, что вырывалось с ее тонких уст:

— Омг… Я сейчас не уверена, что моя история сильнее твоей, но раз уж ты спросил… — Ян потянулся к столику и взял сендвич, как будто зритель в кинотеатре запасается попкорном перед киносеансом. — До недавнего времени я жила в небольшом городке на юге страны. Вместе со мной жили два брата, отец, а также жена и дочь старшего братца. Испокон веков наша семья зарабатывала на жизнь лесным хозяйством, заключая контракты на древисину с компаниями Запада. — Марк внимательно слушал, сравнивая свою историю с ее. Неужели она думает, что это так легко и она способна на это? — Каждый день я просыпалась в полпятого утра, приготавливая завтрак мужской части семьи, готовящейся к очередному трудному дню. А поздним вечером встречала их вместе с женой старшего брата. Я не говорю, что когда–то, даже в детстве, мечтала о цветастых дорожках, где будут ходить мои маленькие ножки. — оба парня мельком взглянули на ее нижнюю часть тела, сделав обоюдный вывод, что ножки действительно не такие уж большие. Не обращая внимания на соскочивший взгляд Марка, она продолжала — Я далека от всего этого «гламура» и прочих ему синонимов. Но между нами с тобой можно провести общую черту. Знаешь какую? — Марк лишь сидел неподвижно и не выдавал никаких эмоций, как он это мастерски умел. — Самостоятельность. Да. Независимость. Именно они являются резонным ответом на твои и мои вопросы.

— Твои родственники хотя бы знают где ты и что ты пытаешься заниматся «плохими делишками»? — с ироничной ухмылкой на лице произнес Марк.

Выражение лица Юлии посуровело, что казалось еще немного — и ее внешность станет брутальней, нежели у парней, сидевших по обе стороны от нее.

— Нет. Но я подстроила сцену своей гибели, оставив на краю отвесной скалы на побережье свой автомобиль, а в нем — записку, где говорится о том, что я совершила самоубийство.

— Ты опять забыла в тот раз выпить свои таблетки?

— Погоди, не думай, что я шизофреник, а то чего и похуже. Они без меня обойдутся.

— Кажется, ты перечиталась биографии Кена Кизи.

— Я там не особо и нужна. Но перспектива провести всю жизнь в своеобразной темнице меня не радовала. Ты знаешь, каково это — быть замкнутой в стенах своего же жилища? Утренние и вечерние прогулки на поляну — выгул заключенных, не удовлетворяющий потребности, но подчеркивающий лишение свободы. Я люблю свою семью, но мне хотелось новых ощущений. Можешь думать обо мне все, что угодно, говорить, что я выбрала далеко не оптимальнейший вариант побега. Я хочу быть самостоятельной. — (эпическая пауза) — С детства я зависела от родителей. Когда подросла — от братьев. Я всегда чувствовала себя ребенком. Даже когда мне исполнилось двадцать лет.