Золотой кол - [11]
— Молодцы! Теперь на вас вся надежда. Но и учебу не забывайте… — Нур-агай шутливо погрозил ей пальцем. — Ну, надо прощаться, давай руку.
— Счастливого пути, агай, — только и сумела выдавить Тунук.
— Спасибо…
И он ушел. Чувствовалось, что ему хотелось постоять рядом с ней, что-то сказать, но, видно, ему было неловко перед родителями. Навсегда ей запомнился его прощальный взгляд, печальный и светлый…
Подошла Кербез. Тем временем всех новобранцев построили, пересчитали, а потом посадили в телеги. Смятенная, взбудораженная толпа подхватила Тунук и Кербез. Все побежали вслед за телегами, толкаясь, падая, плача, не замечая ничего и никого, кроме того, единственного, самого дорогого, которого увозила сейчас телега…
После этих проводов время, казалось, остановилось, застыло студнем. Почти каждый день ей снился Нур. То он с винтовкой наперевес бежит в атаку, то одиноко бродит в лесу. А часто она видела во сне, будто он написал ей письмо, но стоило ей взять его в руки, как белый конвертик таял как снежинка и на ее ладони оставалась только прозрачная капля воды.
Через два месяца ей и в самом деле пришло письмо от Нура. Он писал, что пока их обучают военному делу, на фронт отправят через два-три месяца, передавал горячий привет всем преподавателям их школы, бывшим ученикам, просил написать ответ. И все. Тунук мучилась почти неделю, сочиняя ответ, наконец, исписала несколько листов аильскими новостями, а в конце дописала: «Я каждый день вижу вас во сне. Очень соскучилась…» — но устыдилась написанного и усердно зачеркала эти строчки. В ожидании ответа она измучилась, исхудала до неузнаваемости. Думая, что, может, ее письмо не дошло, затерялось по пути, написала еще несколько. Но писем от Нура больше не было.
До полуночи Тунук при слабом свете коптилки читала книги, листала старые школьные тетрадки, глядя на оценки, поставленные его рукой, снова и снова перечитывала письмо Нура. Скоро она выучила его наизусть и порой машинально повторяла про себя дорогие строчки. Кербез и Уулча, видя, в каком она состоянии, всячески пытались рассмешить, расшевелить ее, но Тунук даже не обращала внимания на их шутки.
Да, если истинное чувство даст ростки в душе человека, то ему уже нелегко будет справиться с ним. Измучает оно его, изведет. Совсем недавно Тунук казалось, что у нее выросли крылья, так ей было легко и радостно жить. И люди, и луна, и звезды, и солнце — все ей виделось в каком-то особенном свете. А то, что случилось за несколько месяцев с начала войны, будто окатило ее холодной водой… Но все равно тот маленький огонек в ее душе не угасал, и она поняла, что никогда ей не удастся потушить его. Что бы ни говорили все вокруг, что бы ни думали, но этот огонек будет всегда с ней, до тех пор, пока она может что-то чувствовать, пока не закроются ее глаза, даже если не судьба ей быть с любимым.
Война изменила лицо аила. Все годные к военной службе мужчины были призваны в армию. Пожилые уходили на трудовой фронт. Все тяготы легли на спины стариков, женщин и детей.
Осенью Уулча поступила на районные курсы трактористов. Случайно выяснилось, что с ней учатся две девушки из аила Нур-агая. Разговорившись с ним, она узнала, что родители Нура получили два письма от сына. Последний раз он написал с фронта. Но после этого давно уже не было никаких известий от него.
Услышав это, Тунук опечалилась еще больше. «Что с ним? Почему не пишет? Жив ли?» — тревожные мысли не давали девушке покоя.
…В один из холодных осенних дней к Тунук на склад рано утром пришли Уулча и Кербез. При виде их печальных лиц ей стало почему-то не по себе.
— Что случилось? — испуганно спросила Тунук.
Подруги молчали, не решаясь заговорить.
— Что случилось?! — голос ее сорвался на крик.
— Уже неделя… — Уулча запнулась. — Мне те девушки сказали… Сегодня мы с Кербез…
Тунук показалось, что она стоит у края бездонной пропасти.
— …Мы с Кербез посоветовались и решили, что лучше тебе знать. В общем… На Нур-агая пришла черная бумага…
— Что за бумага, господи?!
— Похоронка…
У Тунук потемнело в глазах. Чувствуя, как животный крик подступает к горлу, она прикусила губу. Пошатываясь, будто пьяная, пошла к двери и, уже теряя сознание, услышала испуганные возгласы подруг…
Рассказав о своей стычке с Боконом, Уулча незаметно взглянула на Тунук. Та, крепко ухватившись руками за борта телеги, лежала, не обращая ни на кого внимания, не отрывая глаз от задремавших в предрассветной тишине гор.
«Ох, пустая моя головушка! Ей и так тошно, а тут еще и я старые раны ковыряю. Как бы не обиделась, — подумала Уулча, но тут же возразила себе: — Не обидится. Тунук все понимает».
…После похоронки на Нура Тунук начала сохнуть, как тополь, подрубленный на корню. Подруги всячески пытались развеселить, растормошить ее, рассказывали разные смешные истории, убеждали, что нужно примириться со случившимся, но слышали в ответ лишь одно:
— Он жив. Я не верю черной бумаге… Не верю…
В разговор вмешивалась Бермет, мать Тунук:
— Доченька, подумай сама. Разве можно оживить человека, даже если умрешь вслед за ним? Живым надо жить… Вот и осень пришла. А у нас и сена на зиму не запасено. Дров мало. Спасибо Бокону, помог прошлой зимой и дровами, и сеном. Да и мяса, бывает, приносит иногда.
Яркий литературный дебют: книга сразу оказалась в американских, а потом и мировых списках бестселлеров. Эмира – молодая чернокожая выпускница университета – подрабатывает бебиситтером, присматривая за маленькой дочерью успешной бизнес-леди Аликс. Однажды поздним вечером Аликс просит Эмиру срочно увести девочку из дома, потому что случилось ЧП. Эмира ведет подопечную в торговый центр, от скуки они начинают танцевать под музыку из мобильника. Охранник, увидев белую девочку в сопровождении чернокожей девицы, решает, что ребенка похитили, и пытается задержать Эмиру.
В сборник произведений современного румынского писателя Иоана Григореску (р. 1930) вошли рассказы об антифашистском движении Сопротивления в Румынии и о сегодняшних трудовых буднях.
В 1000 и 1001 годах в геолого-исследовательских целях было произведено два ядерных взрыва мощностью 3,5 и 10 килотонн соответственно.
«Сталинград никуда не делся. Он жил в Волгограде на правах андеграунда (и Кустурица ни при чем). Город Иосифа не умер, а впал в анабиоз Мерлина или Артура. То тут, то там проступали следы и возникали звуки. Он спал, но он и боролся во сне: его радисты не прекращали работу, его полутелесные рыцари — боевики тайных фемов — приводили в исполнение приговоры, и добросовестный исследователь, знаток инициаций и мистерий, отыскал бы в криминальной газетной хронике закономерность. Сталинград спал и боролся. Его пробуждение — Белая Ротонда, Фонтан Дружбы, Музкомедия, Дом Офицеров, Планетарий.
«…Вообще-то я счастливый человек и прожила счастливую жизнь. Мне повезло с родителями – они были замечательными людьми, у меня были хорошие братья… Я узнала, что есть на свете любовь, и мне повезло в любви: я очень рано познакомилась со своим будущим и, как оказалось, единственным мужем. Мы прожили с ним долгую супружескую жизнь Мы вырастили двоих замечательных сыновей, вырастили внучку Машу… Конечно, за такое время бывало разное, но в конце концов, мы со всеми трудностями справились и доживаем свой век в мире и согласии…».
Роман, написанный на немецком языке уроженкой Киева русскоязычной писательницей Катей Петровской, вызвал широкий резонанс и был многократно премирован, в частности, за то, что автор нашла способ описать неописуемые события прошлого века (в числе которых война, Холокост и Бабий Яр) как события семейной истории и любовно сплела все, что знала о своих предках, в завораживающую повествовательную ткань. Этот роман отсылает к способу письма В. Г. Зебальда, в прозе которого, по словам исследователя, «отраженный взгляд – ответный взгляд прошлого – пересоздает смотрящего» (М.