Золотой капкан - [63]

По землянке разносился дробный стук ложек. Обслужив всех, Вадим показал на две миски: свою и старика Никандрыча:

— Берите и ешьте… Мы позже.

Иван вопросительно посмотрел на Ирину, но она отрицательно затрясла головой.

— Ольга, будешь?

— Не хочу, — через силу выдавила она.

Отказались от пищи, хотя последний раз ели еще утром, и их мужья.

Вадим пожал плечами:

— Как хотите. Зря, конечно. Голодовкой ничего не добьешься, только ускоришь процесс. Завтра вас поведут на рудник, я бы на вашем месте подкрепился.

Глава 24

Тоска вконец заела Слона. Он лежал на звериных шкурах, забросив руки под голову, задумчиво уставившись в беспрестанно мерцающую лампочку, что висела на согнутом, вбитом в низкий потолок гвозде, и слушал монотонное стрекотание генератора за стеной.

Генератор в тайге — вещь незаменимая; бесценная, можно сказать. Работает исключительно на солярке, а этого добра в его хозяйстве — двухсотлитровая бочка, стоявшая около крыльца. Хоть залейся…

Генератор выслал ему Президент первым бортом, и в подарок — японскую магнитолу с кучей кассет. Слон, конечно, мечтал о телевизоре: футбол, фильмы и тому подобное, но до ближайшей трансляционной вышки сотни километров, а потому, пусть с самой высокочувствительной антенной, ему пришлось бы созерцать на экране вместо картинки трескучие полосы помех.

Магнитола показала полную неприспособленность к спартанским условиям и, вопреки гарантии, отказала в тот же вечер. Ее электронные мозги оказались неспособны противостоять перепадам напряжения, из-под черного пластикового корпуса повалил такой же черный едкий дым, и Слон едва успел вырвать штепсель из самодельной розетки.

Тоска… А-а-ах-х… — зевнул он сладко, со вкусом.

Чем заняться? Книжки читать? Он далеко не любитель подобного времяпрепровождения, но на безрыбье, как водится, и рак идет за рыбу.

В один из прилетов летчик доставил ему «гуманитарную помощь» — две перевязанные бечевками стопки книг, как выяснилось, отечественных детективов. Он взялся было за одну, но скука не отступила, и он бросил ее. Вторая и третья были ничуть не лучшего качества. Макулатуру эту он отдал парням. Пусть, если терпежу хватит, читают бредятину…

Тоска… Поднявшись, он подошел к столу, взял недопитую бутылку водки. На дне еще немного оставалось. Запрокинув голову, отхлебнул, сморщился, вместо закуски сунул в зубы сигарету.

Водка встала поперек глотки и лезла назад. Каждый раз, перед тем как выпить, ему приходилось настраиваться, словно предстояло глотать огонь или живую змею… От нее, родимой, стало пошаливать и трепыхаться сердечко, появилась одышка. А толку никакого! Она перестала его брать, и дни не летели незаметно, и одолевала грусть-тоска.

Тоска… Все надоело! Каждый день перед глазами одна и та же картина: чертов лес, делянка эта, речка… Одни примелькавшиеся до омерзения рожи, и разговоры на одну и ту же тему — о девках.

Длительное воздержание доводит и его до белого каления. Как монах, полгода ни-ни… Разве что в мечтах и во сне.

Еще в июне с бортом он отправил Президенту письмишко: «Вышли, уважаемый, хоть одну… Терпежу нашего нет». Ответ пришел в виде короткой записки, в которой лаконично предписывалось утереть сопли и думать о деле, а не о развлечениях.

Не икалось Президенту в тот вечер? Слон со злости рвал и метал, изрыгая потоки ругательств, услышь которые народный судья не задумываясь влепил бы пятнадцать суток.

Плюнув на Президента, договорился с пилотом. Не о девочках… Теперь каждым рейсом он доставляет по ящику водки. Слон расплачивается щедро, золотым песком за неимением денег. Что ж, не мытьем, так катаньем.

Грело одно — рано или поздно, когда-нибудь затворничество прекратится, и он вернется домой, и не с пустыми руками.

Он вернулся к лежанке, нагнулся и вытащил на свет увесистый пакет из плотного полиэтилена с резиновым фиксатором на горловине. Такие используют в работе западные копы, и о таких пока мечтают российские менты.

Он взвесил пакет на ладони, разглядывая крупный желтый песок, напоминающий стружку вперемешку с бесформенными камешками величиной с горошину и больше. Можно не проверять, пакет весит ровно килограмм. Он сам фасовал, тщательно подгонял до единого грамма на аптекарских весах. Таких пакетов под лежанкой хранилось еще одиннадцать, но все они ему не принадлежали. Слон был не более чем хранителем чужого баснословного состояния, банковским кассиром, через чьи руки проходят миллионы, к которым он не имеет никакого отношения.

Но существовала и заначка. Он представил себе тайник под тем же топчаном и пакет, что хранился в нем. Правда, весил он немного меньше, около восьмисот граммов. С каждой намытой партии, запершись в избе, он отсыпал часть песка, озираясь на окно — не следит ли кто за его манипуляциями?.. Даже по скромным подсчетам, прикинув в уме курс по триста рублей за грамм, — а он не какой-нибудь лох, и никто не посмеет купить у него товар за бесценок, как лом, — выйдет…

При этом ему представилась кипа банкнот, а сердце сладко защемило в груди.

Вот тогда, став обладателем немалого капитала, он перестанет быть Слоном, хоть и близким, но все же подручным Президента, откроет свое дело и даст ему свое имя — имя Дениса Слонова…