Золотой капкан - [31]

* * *

— Сколько еще шагать? — спросил Слон проводника, когда стал приближаться вечер и предстояло подумать о ночлеге. — Где твой обещанный лог?

Теперь он и не скрывал, что вымотался ничуть не меньше других. Автомат поминутно норовил соскользнуть с покатого плеча, больно задевал по ноге, вызывая раздражение и потоки мата. Ему даже казалось, что так, как сегодня, он не уставал с армии, даже когда во время службы угодил на разгрузку угля. Спина болела точно так же, да и ноги…

— Вот он, — удивил ответом Махов, указывая рукой на участок леса, который они огибали.

Только внимательно присмотревшись, Слон с трудом различил в просветах деревьев далекий овраг, заросший по краям кустарником, невольно уставился под ноги, точно шел по минному полю и в любое мгновение мог задеть невидимую проволочку.

— И куда теперь?

— Зарубки будем искать! Но придется хорошо покрутиться. Не пять минут уйдет, и не десять… Что вам впустую ноги бить? Меня пустите, а сами отдыхайте.

Слон с подозрением глядел на заросшее густой бородой лицо проводника, отыскивая признаки лукавства. Не нашел. Глаза Махова были младенчески чистыми, смотрели наивно и прямо. Он чуть было не согласился, подумав о передышке, но представил, что может случиться, если тот улизнет, и отрезал:

— Нет!

— Тогда пусть хоть они отдохнут, — он мотнул головой на навьюченных, валившихся с ног бродяг. — Им-то что за нами таскаться? И потом, в урман так не ходят. Как в детском садике, ей-богу… По одному надо, а мне спереди…

— Обойдешься, — проворчал Слон и промокнул рукавом выступивший пот.

Проклятый автомат не преминул воспользоваться случаем, слетел на локоть и боднул магазином в бедро…

Они еще долго кружили по этому лесному пятачку, приглядываясь к деревьям, и в душу Слона опять закрались смутные сомнения, найдут ли они вообще здесь что-нибудь. Может, пока не поздно, повернуть назад? Ведь сбился Махов, как пить дать, сбился… Хотя… а как же тогда лог?

— Вот!!! — восторженно вскричал он, показывая на кору могучего, вдвоем не обхватишь, кедра. — Вот насечка!

Махов подбежал, близоруко сощурился и с уверенностью заявил:

— Не… Не моя!..

— Как не твоя?! А твоя какая?! А? Что ты молчишь? Или ты башку мне морочишь?

Неудача взбесила Слона, и он готов был врезать по этому бесхитростному бородатому лицу, и врезал бы, если бы это что-то изменило.

— …Она старая, — доказывал проводник. Подойдя к зарубке, провел по ней ногтем. — Вишь, почернела… Ей уж года два. А моя свежая, с зимы… И потом, формой похожа на острие стрелы.

И он нарисовал в воздухе незамысловатую фигуру.

— Вот и ищи свою стрелу! Нечего время тянуть!

* * *

Отметку свою Махов нашел не скоро, а увидев ее, радостно завопил:

— Вот она! Вот… Я ж говорил, что найду!

— Чего же ты раньше, промысловик хренов, кругами нарезал? Говорил, лес как свои пять пальцев знаешь. А сам в трех соснах заблудился.

— Знаю! — возбужденно парировал Махов. — Мы ж сюда почти не ходим. Говорил же, змеи! А я… Так вообще первую зиму в эти края подался.

— Хорош врать, — сплюнул Слон и поправил оружие. — Куда теперь, Сусанин?

— А никуда! — на удивление дерзко ответил проводник и, поняв промашку, поправился: — Вечереет… Хотите в лесу ночевать?

— Что ты предлагаешь?

— Остановимся на берегу Тунгуски. Все просторнее.

— Далеко это?

— Нет, — губы Махова тронула улыбка. — Минут десять ходьбы… от силы… двадцать.

— Двадцать? — вспыхнул было Слон, но усталость погасила эту вспышку. — Двадцать… Хм… веди.

* * *

С крутого пригорка, куда они выбрались и где обрывался лес, открывался живописный вид на реку — неширокую, но с сильным течением; она несла мимо мутные воды и, огибая нагорье с высоким обрывом, на котором теснились сосны, терялась вдали.

Отстегнув Махова, Слон спустился к воде, осмотрел предложенное для стоянки место и выкрикнул команду, которую ждали от него все без исключения:

— Привал!

Вадим уселся на землю и откинулся на рюкзак. Как он устал… Майка прилипла к мокрой от пота спине, по коже бегали зябкие мурашки. Разгоряченному сидеть у веявшей прохладой воды не стоило, можно было простудиться, ну да потерявши голову, о волосах не пекутся.

Он устало закрыл глаза, мечтая, что его не тронут и дадут как следует передохнуть. Он поражался собственной выносливости: последние километры дались особенно тяжело, и шел он на автомате, как робот, не видя ничего, кроме раздутого рюкзака на спине впереди идущего…

Но отдыхать долго не пришлось.

Выкурив сигарету, Слон пришел в бодрое расположение духа и развил бурную деятельность, властно указав на сухой и относительно ровный клочок земли:

— Ставьте здесь палатку. Да пошевеливайтесь, пока не стемнело.

Охранников команда не касалась, и шевелиться пришлось им. Палатку достали из чехла, раскатали ярко-красное нейлоновое полотнище, и четверо, вооружившись стальными крючьями и топорами, вмиг растянули ее.

…Закат окрасил небо в багряные тона. От реки еще сильнее потянуло сыростью и холодом. Продрогший Слон вышел из палатки и окрикнул автоматчика, приглядывавшего за бродягами:

— Кирилл! Бери троих и дуй за дровами. Замерзнем…

Власов послушно отозвал оказавшихся ближе других Вадима, Ежова и худощавого парнишку лет двадцати со сломанным, смятым набок носом.