Золотое руно - [56]

Почему мне просто не подождать эти шесть месяцев? Май, июнь, июль, август, сентябрь, октябрь. Это ничто по сравнению с тем временем, что мы уже провели в этой жестянке. Терпение, Аарон, терпение.

Но я не могу ждать. Я не хочу ждать. Каждый раз, как я вижу Кирстен, я чувствую это, эту пустоту внутри, этот голод. Я хочу её. Боже, как я хочу её!

Ведь в любом случае истечение срока брачного контракта — это просто формальность, не так ли? На самом деле наш брак уже завершён. Кроме того, кто знает, будет ли Кирстен свободна через шесть месяцев. Не секрет, что эта горилла Клингстоун неровно к ней дышит. Боже, как грубы его манеры. Никакого обхождения. Но Кирстен он не нравится, она не может выбрать его. Он тупица, пустой, никчёмный человек. Нет, в нём есть некий брутальный неандертальский шарм, но внешность — это ещё не всё.

Но так ли это? Что я вообще знаю о Кирстен кроме того, что она абсолютно сногсшибательна? Эти ноги, которые будто уходят в бесконечность; эти груди — большие, округлые и крепкие, идеальной формы. И её лицо, её глаза. Но что я знаю о ней? Ну да, она врач. Голландка. Училась в Париже. Никогда не была замужем. Интересно, девственница ли она. Нет, это вычеркнуть. Будь реалистом, Аарон.

Но что я знаю помимо этого? Боже, я даже не знаю, еврейка ли она. Этот вопрос мама всегда задавала первым. «Мама, я сегодня познакомился с хорошей девушкой». «О, — обычно отвечала она, — а она еврейка?» Да плевать мне на её религию. Хотя она, конечно, может не захотеть иметь дело в евреем.

Вот чёрт. Господи, старые обычаи так медленно умирают. Она наверняка знает, что я еврей — а кем ещё может быть тот, кого зовут Аарон Россман? Так что я — еврей, и она не возражает. Она, вероятно, не еврейка, и мне это по барабану. Прости, мама, но это так. В любом случае она про это скоро узнает. Ведь среди христиан обрезание не практикуется давным-давно.

Скоро узнает? Похоже, я уже принял решение, не так ли?

Но действительно ли я этого хочу? Диана и я — мы строили жизнь вместе. У нас общие интересы, общие друзья. Барни, Памела, Винсент, И-Шинь. Что они подумают?

Да в жопу. Не их собачье дело. Это лишь между мной и Дианой. И Кирстен. Кроме того, я буду осторожен. Чёрт возьми, если даже этот сраный ЯЗОН не может меня читать, то никто не сможет — даже Диана. Она никогда не узнает.

25

Экскременты попали в вентилятор. Как только его отпустили из больницы, Аарон вернулся в свою квартиру — правая рука завёрнута в остеопластическую сеть, угловатое лицо пышет яростью.

— ЯЗОН, чёрт тебя дери! Ты пытался меня убить!

Мне удалось захлопнуть входную дверь достаточно быстро, чтобы последние два слова не были услышаны теми, кто оказался в этот момент на лужайке перед квартирой Аарона. К счастью, конструкторы сделали жилые модули звуконепроницаемыми. Тем не менее я был уверен, что по меньшей мере один из прохожих, грубый и прямолинейный Гаррисон Картрайт Джоунз, обязательно позже спросит Аарона, в чём тогда было дело — понятно, если Аарона вообще кто-нибудь ещё увидит.

Мои глаза в гостиной Аарона были установлены на суставчатом стебельке посреди стола. Я медленно повернул их в сторону Аарона и заговорил спокойно, рассудительно, чуть-чуть нараспев:

— Случившееся с «Поллуксом» было несчастным случаем, Аарон.

— Чёрта с два! Ты опустил корабль прямо на меня.

— Ты перерезал линию гидравлики.

— Чтобы помешать ему опускаться.

Я сделал так, чтобы мой голос звучал немного раздражённо.

— Ни к чему винить меня в собственной неосторожности, Аарон.

Он зашагал туда-сюда по комнате, засунув левую, здоровую руку в карман.

— А что скажешь о пустом топливном баке?

Я помедлил перед ответом — не потому, что не мог ответить сразу, а в надежде, что Аарон подумает, что застал меня врасплох этим необдуманным вопросом.

— Ты пролил в ангаре довольно много топлива. Ты сам знаешь, как быстро оно испаряется. Ты не сможешь доказать, что не разлил и всё остальное.

— Баки остальных челноков тоже почти пусты.

— Так ли?

— Должны быть!

Я сказал с бесконечным терпением в голосе:

— Аарон, успокойся. Тебе нелегко пришлось в последнее время: сначала трагическое самоубийство бывшей жены, и теперь вот это ужасное происшествие. Я очень надеюсь, что с твоей рукой всё будет в порядке.

— Моя рука здесь совершенно не при чём!

— О, я уверен, что ты и сам в это веришь. Но ты вряд ли объективен относительно того, как всё это — особенно чувство вины за смерть Дианы — влияет на твою способность разумно мыслить.

— Я мыслю вполне разумно. Это ты говоришь чепуху.

— Возможно, мэр Горлов мог бы нас рассудить?

— Горлов? Он-то здесь причём?

— К кому ещё ты можешь пойти со своими теориями? Только мэр обладает полномочиями начать расследование этого… того, что тебя огорчает.

— Отлично. Тогда зови сюда Горлова.

— Я, разумеется, могу вызвать мэра, если хочешь. Он сейчас в библиотеке на третьем уровне, ведёт семинар по сравнительной экономике.

— Хорошо. Вызывай.

— Как скажешь. Но я уверен, что он примет во внимание твоё эмоциональное состояние, когда будет оценивать то, что ты ему расскажешь. — Ноздри Аарона раздулись, но я продолжал: — И, конечно, я должен буду рассказать ему о твоём странном поведении.