Золотое дно. Книга 2 - [47]

— Это здесь, — сказал мне Хрустов, когда мы остановились возле двери, обитой коричневым дерматином. Он долго не мог решиться: постучать? голосом позвать? Как вдруг дверь сама открылась.

На пороге стояла высоченная Лада со спутанными желтыми волосами, запахнув на груди темный халатик.

— Чего тебе? Мы так и знали, что придешь. — Во рту два передних зуба золотые. Страшна стала, как ведьма. И вином пахнет.

— Я только удостовериться… что он у тебя. Ему утром лететь.

— Заходите, — неожиданно хмыкнула Лена и посторонилась.

Мы с Хрустовым в замешательстве не знали, как быть.

— Ну давайте, давайте!.. — послышался из глубины вонючей квартиры хриплый голос Никонова. — Сейчас разогнусь… похмелимся и пойдем…

Лев Николаевич вошел первым, я за ним. Бывшая официантка, смеясь, сверкая пошлыми желтыми зубами, показала нам на хромоногие стулья и ушла на кухню — наверное, ставить кофе или чай. Никонов лежал на огромной тахте в белых плавках и, почесывая узкую грудь над большим пузом, зевал.

— Ну, так получилось, мля… — стал он объяснять. — Ну, шел и забрел. Сейчас пойдем.

Лада вернулась и зажгла три свечи на столе. И поставила два зеркальца друг против дружки.

— Погадай и на него, — попросил Сергей Васильевич. — Что-то хворый он нынче. Не сковырнется? Ты, Лёвка, все-таки относись полегче ко всякой х…

— Можно и погадать, — отозвалась Лада. — А ваше ё…ное электричество я не включаю принципиально.

Она протянула Хрустову колоду карт:

— Сними.

Чувствуя себя неловко, Лев Николаевич толкнул верхнюю часть колоды.

Лада быстро разбросала карты по столу, затем собрала и, еще раз перемешав, выстроила три вертикали. Чушь какая-то! Что могут карты?

— Так. Теперь давай руку. Левую, левую!.. — Она цепко ухватила когтистой лапой его левую ладонь и долго всматривалась в нее. — Во-первых, жить ты будешь долго. Я тебе обещаю. Будешь, конечно, мучиться… почему — не знаю… хотя чё тут гадать? Отчего мучается наша сраная интеллигенция?.. Во-вторых, Лева, тебя тоже догонит твоя любовь.

— Я люблю Галю, — быстро ответил Хрустов, страшась, вдруг эта стерва что-то недоброе нагадает. — И догонять не надо.

— А вот догонит. Я же не говорю, что свататься к ней пойдешь… Этот же не свататься пришел, а по мужскому делу… В третьих, — Лада, закурив, долго молчала, зачем-то поглядывая на меня. — Да, потеряешь дорогого человека. Не обо мне, конечно, речь. — Она вдруг захохотала, выпуская дым к потолку кольцами. — И на этом хватит. Человек ты добрый, но глупый. Каким был, таким остался. На таких воду возят. — И отпустив хрустовскую ладонь, раскрыла свою. — Чтобы не шибко мучиться над моими словами, заплати одну копейку.

— Давай-давай!.. — закивал Никонов, садясь и допивая из горлышка пиво. — Так надо.

«И там копейка, и тут копейка», — почему-то подумал я. Хрустов рылся по карманам.

— У меня нет.

— Лёва, держи, вот полтинничек, — предложил я.

— Ну, давайте полтинничек. — Она бросила монетку на стол, к зеркалу. — А вам погадать? Боится. И правильно боится. Кофе пить будете? У меня бразильский. Нет? Тогда подите, за дверью постойте…

Мы с Хрустовым вышли и еще с полчаса бродили по дворе, между старыми домами. Из чьего-то окна неслось потрескивая популярное трио из мюзикла «Нотр Дам де Пари»:

— Я жизнь свою отдам за ночь с тобой… — Что-то в этом роде.

Наконец, появился сумрачный Никонов, не стал ни оправдываться, ни объясняться.

— Скажешь, был у Вараввы. А Варавве я позвонил с сотового. Песни пели. — И вдруг сильно обнял Хрустова. — Лёвка! Ты думаешь, я свою Таньку не люблю?.. мать мои детей?.. А вот так вот что-то вот тут и от этой застряло… — Он ткнул пальцем себе в горло. И просипел. — Жалко бабу. Так замуж и не вышла.

Мы медленно шли вдоль Зинтата к баракам.

— Она сейчас что сказала: все девки были в Левку влюблены. — Никонов привычно хохотнул. — Ты, наверно, их всех перепробовал, как сметану в горшочках? А? — Сергей Васильевич игриво ткнул Хрустова локтем в бок.

Лев Николаевич страшно смутился.

— Как ты так можешь?! Если я любил, я платонически любил!

— Как Платон? А у Платона дети откуда были?

— При чем тут Платон?.. Я их пальцем не тронул.

Сергей Васильевич расхохотался.

— А зачем пальцем-то?! А мою Таньку ты точно, не это?.. — И неожиданно Никонов выпрямился, обтер ладонями лицо — возле первого барака в темноте стояла его жена. И Сергей Васильевич как бы продолжил разговор. — А вот у тебя в летописи было всё лучше, чем у Вараввы. Таня! Варавва тоже пишет летопись, но тот всё байки собирает. А у Левки-то было, а?!

Татьяна Викторовна, за многие годы прекрасно узнавшая своего мужа, все его уловки, с затаенной горечью смотрела на грузного Никонова. И лишь одно сказала:

— Идем отсыпаться. Спасибо, Лёвчик! И тебе, Родя!

33

Утром вся наша честная компания сидела в стеклянном здании местного маленького аэропорта. Его и аэропортом не назовешь — вертолетная площадка, один полуразобранный вертолет накрыт серозеленым брезентом, другой готовят к полету. Поодаль замерли два стареньких Ан-2 с амбарными замками на бортах.

Поначалу по предложению Ищука женщин брать не хотели, но женщины сами настояли, что полетят. Понять их можно — боятся за здоровье пожилых мужей.