Золото тофаларов - [9]

От станции до дома мне нужно через небольшой лесок пройти. Идти-то всего ничего, метров триста-четыреста. Первый час ночи, темно, на дорожке — никого. Из электрички еще человека три вышли, но по другую сторону платформы спустились. Шел я один-одинешенек по этому леску, и стало мне вдруг жутко. Я прямо остолбенел, до чего неожиданно. Стою в холодном поту и понять не могу, что происходит. Я же по тайге ходил ночью, и на Колымском нагорье по двадцать километров в день одиночные маршруты, а здесь перелесок хлипкий в двух шагах от московской квартиры. Это я так себя уговаривал.

Умом понимаю нелепость происходящего, а сделать ничего не могу. Домой добрел в какой-то липкой трясучке. Жена не спала, смотрит на меня с испугом — гнались, мол, за тобой, что ли? А я и себе-то объяснить ничего не могу. Хорошо, в общем, пивка попил.

Через пару дней все это стало забываться, вытесняться повседневной суетой. Дольше всего этот нелепый ужас помнился. Но тут переаттестация, кандидатский минимум по языку, командировка на Балхаш, и понеслось, и понеслось…

Абсолютно человек даром предвидения не обладает. Я уж во всяком случае — точно. А ведь предупреждала тогда ночью судьба! Понять бы вовремя! Какое там, все забыл. Намертво. Как раз до Нового года.

Глава 3 ТРИ КАРТЫ

Несколько дней спустя после новогодних праздников заехал я на факультет, на Моховую. Был там в то время специализированный ученый совет по инженерной психологии, куда я в качестве соискателя пристраивал свою диссертацию. У нашей конторы договор был с университетом, а подписывал договор как раз декан моего факультета. Весьма человечный человечище, с которым всегда можно было договориться, тем более представителю фирмы, чьи объекты регулярно посещались членами Политбюро. Нормально я уже в обойму втискивался, стандартная, но неплохая карьера впереди вырисовывалась ясно. Ниша найдена, опыт предыдущих поколений учтен, заявление в партию родную, горячо любимую, подано — вперед, к номенклатурным высотам! Так все просто и понятно было тогда…

С такими бодрыми мыслями шел я из альма-матер, спускался по Камергерскому к Неглинке. Там на углу старинный охотничий магазин есть, любил я в него заходить. Нельзя сказать, чтобы охота меня сильно привлекала. На Севере приходилось, конечно, но больше по необходимости, чем из удовольствия. Однако и мне азарт сей благородный был знаком, и людей, толпящихся у прилавка, я очень хорошо понимал. После университетских пронырливых заумных доходяг приятно было потолкаться среди мужичков-крепунов, послушать обрывки охотничьих баек.

На ружья люблю я посмотреть, в процедуре выбора поучаствовать, даже консультацию могу дать. Благодаря некоторым обстоятельствам в оружии я хорошо разбираюсь, на Чукотке довелось множество разных систем в руках подержать, в деле попробовать. Там, на полярных станциях, чего только не осело — от ППШ до винчестеров, от парабеллумов до бельгиек всяческих, и все стволы нерегистрированные, конечно.

Даже запах в этом магазине был особенный, может быть, такой же, как во времена Сабанеева, а в тот день еще слегка перегаром и мандаринами потягивало — вполне праздничный дух.

И вот сталкиваюсь я в этом магазине с Димкой Тэном. Он полукореец-полурусский, работяга из Иреляхской экспедиции, что в Мирном базировалась. Низенький, раскосенький, крепкий такой паренек. Очень сильный, и охотник заядлый. Вдвоем мы с ним месяц просидели на речке Сокукан; рябчиков благодаря ему я на всю оставшуюся жизнь наелся, с тех пор на курятину, вообще на птицу всякую совершенно не тянет. Смотрю, Димка патронов сотни три купил разных. Благодаря солидарности толпящихся у прилавков охотников. Дают только по две пачки в одни руки, а январь — разгар сезона, все друг друга выручить рады, по кругу заходят.

— Здорово, Димон! На войну никак собрался? — Я хлопнул ладонью по залитому в пленку пятидесятипатронному блоку.

— Ух, Серега! Привет, вот кстати. У тебя охотничий с собой? Иногородним не дают ни хрена, а я бы пачек шесть еще взял.

— Да нет билета, так, посмотреть зашел.

— Жаль, черт! Патроны во как нужны! В Мирном все разобрали, а нас как раз на профиля бросили, километров триста к северу, к Айхалу. Глухарей — море, сохатые есть.

— Надолго в Москву?

— Три дня здесь. Со спецчастью увязались. Топографы карты получали, мы аппаратуру. Шесть тонн. Сегодня в ночь улетаем.

— Патронов столько как в самолет протащишь?

— Я же говорю — спецрейс. Контейнеры с аппаратурой. Рабочего с колхозницей можно положить.

— Рога теперь не возишь?

Димка хохотнул:

— Рога из Москвы только Боб может привезти, все остальные неженаты.

История с рогами, в которой мы с Димкой принимали не последнее участие, долго оставалась свежим анекдотом в Манилах, на севере Камчатки. Как-то так случилось, что много было заказов от друзей и знакомых на эти настенные украшения и весь состав партии затоварился всевозможными рогами без счета. И сами настреляли парнокопытных уйму, и за спирт у коряков повыменивали. Оленьи, лосиные, снежного барана-чубука, что в Красную книгу занесен, бедняга. Мы с Димкой за транспортировку этого груза отвечали. Набили грузовой отсек таким товаром под завязку, а при посадке в Корфе правое шасси заклинило — не до конца выходит. Пилот предупредил вежливо, что колесо будут выбрасывать при помощи маневра, всем просьба пристегнуться. Про рога никто и не подумал — не до рогов, океан внизу, Корфский залив, очень на вид холодный.