Золото тофаларов - [8]

— Серж, мне тебя сам Бог послал. Я все прикидывал, где корешей надежных взять, а сегодня вот мы Мирный с тобой вспомнили, ты ж для этого дела самое то. Смотри сюда!

Из красивого бумажника черной матовой кожи Граф извлек листок бумаги. На этом клочке был бережно набросан чертежик, похожий на кроку с топографической карты.

— Месяца два назад, в Ленске, застряли мы в порту дня на три. Ну, ты сам знаешь: погодка есть — вертолетки нет, вертолетка есть — керосинки нет, керосинка есть — пилотка пьян, и так далее. И прибился к нам старый бич, действительно старик, лет под семьдесят, наверное, пьянь зеленая, конечно, но интересный дед. Поили мы его за компанию, он нам байки разные травил без перерыва. Он, считай, всю Сибирь пешком протопал, рабочим был в топографических партиях. Самого Федосеева лично знал, ну, того, кто «Смерть меня подождет» написал. Так вот этот дедок при Сталине лет десять в лагере отсидел, лагерь был вот здесь, в верховьях Бирюсы, это Восточный Саян. Вот смотри — Бирюса, а это ее приток — ручей Катышный. Левый приток, течение стрелкой показано…

Суть рассказа Графа сводилась к следующему. В каком-то пятьдесят лохматом году на Бирюсе был прииск, при прииске была зона. В лагере произошел бунт, охрану поубивали, а зэки разбежались. Некоторое время до бунта золото не вывозили, черт его знает почему. Во время бунта золото, чуть ли не полтонны, пропало.

— Так вот этот дед сам был в том лагере, понимаешь, все сам видел. А золото начальник лагеря зарыл вот здесь. Это кладбище, где зэков хоронили, могилы номерные были, без имен. Когда одного клали, когда нескольких — как мерли, так и клали. А вот это — церковь.

— Церковь в лагере?

— Да лагерь здесь ни при чем. Лагерь при Иосифе возник, а сам прииск задолго до того, как вождь родился, существовал. Сама церковь деревянная была, черная такая, говорит, из лиственницы, высокая. А фундамент каменный, из местных саянских гранитов. Я полагаю, церковь, может, сгорела или сгнила, но фундамент-то должен был остаться, а? Не взрывали же его — на кой хрен? Так вот могила эта вот здесь — двадцать пять метров строго на север от середины восточной стены. Дед сказал, что дружок его был в похоронной команде, в ночь перед мятежом. Кагэбэшники зарыли там несколько мешков, да и дружка этого, похоже, закопали вместе с золотом, с той ночи дед его больше не видел. Я вот думаю, может, взяться нам, а, Серега?

— Граф, ты «Остров сокровищ» читал?

— Читал.

— Тебе сколько лет было, когда читал?

— Ну, лет десять. Да ладно тебе…

— Молодец какой! Не стареешь совсем. Как было десять, так и…

— Вот ты ржешь, Серж, а мне сдается — дед правду…

— Правду, только правду, ничего кроме правды. Но не всю.

— Да ты пойми, было у меня чувство, что вроде как исповедь у него…

— После пары бутылок спирта исповедь — нормальное дело. Чего ж твой Билли Бонс сам золотишко-то не отрыл? За тридцать лет разок можно было бы счастье испытать?

— Я тоже спрашивал.

Граф задумчиво смотрел в кружку. Оживление его прошло. Казалось, он снова видит перед собой старого, дремучего бичару, слышит его прокуренный, скрипучий голос.

— Ну и… — Я прервал его оцепенение.

Граф вздрогнул.

— Страшно там. — Он сумрачно посмотрел мне в глаза. — Страшное, говорит, место. Пытались некоторые, да только там и остались.

Граф актером не был. А знал я его как парня решительного и смелого. Но тон, каким он сказал последнюю фразу, заставил меня поежиться — мурашки пробежали вдоль хребта. Серьезно как-то сказал. Я даже протрезвел на секунду. Видать, история эта сильно его занимала.

Помолчали мы, хлопнули еще по кружке.

— Ну да ладно. — Граф взглянул на часы. — Я сейчас в Домодедово. В Якутск лечу. Есть там малый один, должен кое-что в этой байке прояснить. В Москве буду к Новому году. Ты же никуда не денешься?

— Да где уж мне…

— Ну и хорошо. То, что я тебе здесь рассказал, может, и верно ерунда. А может, я из Якутска кое-что и привезу. Бог даст, отпуск в Саянах проведешь. Хариусы там, говорят, во!

Граф широко развел руки, с маху хлопнул меня по плечам. Рассмеялись. Приняли по последней.

Проводил я его до метро. В вестибюле, сжав на прощание мою руку, он вдруг опять стал очень серьезным.

— Понимаешь, Серега, я же не зря на золоте столько лет работал, кой-кого знаю, кое-что слышал. Вяжется эта история с некоторыми фактами, ох как вяжется! Но! Пока не скажу. Самому надо проверить. Ну, бывай! К Новому году обязательно позвоню.

Он прошел через турникет, встал на эскалатор, обернулся, махнул мне рукой. Хоть и не были мы особенно близкими друзьями, а встретить его мне было приятно. Как-то хорошее только помнилось о том сезоне в Якутии. Конечно, как всегда бывает, к концу полей озвереваешь порядком, чуть не до мордобоя дело доходит, все друг на друга волками смотрят. А вот лет этак через несколько вспомнишь — и теплеет на душе.

Ехал я в тот вечер к себе, в Лианозово, на электричке совсем поздно. Вагон почти пустой, к размышлениям располагает. Размышления мои, однако, золота совсем не касались. Не воспринял я серьезно эту болтовню. В приисковых районах легенд такого сорта можно множество услышать. В этой, правда, были специфические детали — лагерь, восстание. Но эти особенности на перестройку можно списать — из какого-нибудь «Огонька» еще и не такой винегрет состряпать можно.