Золото Севера - [5]

ВСПЛЕСК ПАРОХОДНЫХ ПЛИЦ

Наступило девятое июня — памятный для всех день.

Вечерело. Возвращались из похода Кочева, Слава и Юра. Рюкзаки оттягивали плечи, ныли уставшие ноги. Но лагерь был уже близок.

Вдруг Слава окликнул друга:

— Юрка, ты ничего не слышишь? Или мне показалось?..

С берегового обрыва махал им рукой Степан Донатыч.

— Пароход!.. Пароход!

В предвечерней тишине отчетливо раздавался характерный всплеск пароходных плиц. От этого звука, такого неожиданного, замерло сердце. Счастливейшие минуты! Ведь на Омолоне нет регулярного пароходного сообщения. Река коварна и капризна, вся в мелях и каменистых грядах, опасна для судов. Лишь во время половодья можно рискнуть — именно рискнуть — пройти по Омолону на пароходе, чтобы завезти необходимые грузы в Щербаково. И тут нужно, как говорят сами речники, не зевать! Течение становится сумасшедшим, подводные камни в любой момент могут распороть дно, на крутых извилинах, «на прижимах» угрожающе нависают подмытые козырьки берегов, а когда подходишь к разветвлению проток — только опытный глаз да какой-то особый, водницкий «нюх» подскажут, в какое русло устремиться.

Сколько бы ни было воды в Омолоне (даже в половодье она то прибывает, то убывает), все равно пароход раз десять садится на мель, пока доберется от устья до Щербакова. А чтобы плыть выше Щербакова — об этом не может быть и речи.

Легко понять радость геологов, которые вдруг увидели пароход «Громов»!

«Громов» густо и тяжело дымил, он полз вверх против течения с баржей, которая словно упорствовала изо всех сил, туго натягивая трос. Казалось, будто «Громов» стоит на месте, не в силах преодолеть течение и сопротивление баржи. Слава и Юра подпрыгивали от нетерпения и приговаривали:

— Ну, давай же быстрей! Давай!

Наконец, пароход подошел совсем близко. Слава и Юра кубарем скатились с обрыва, прыгнули в лодку и оттолкнулись от берега. Им вдогонку полетело возмущенное:

— Разбойники! Без начальника партии? Назад!

Друзья повернули обратно, взяли Кочеву. Семен и Степан Донатыч добрались на другой лодке. Беспорядочно-радостные возгласы, рукопожатия!.. Кочева прежде всего написала текст радиограммы, попросила прислать самолетом продукты и гребные винты для моторок. Потом рассказала о происшествии, попросила соли.

Капитан «Громова» Антон Петрович Поняков тут же распорядился принести соль.

— Ой, спасибо. А еще чем-нибудь вы сможете поделиться с нами? — спросила Кочева.

Запасы партии пополнились сахаром, печеным хлебом, маргарином, появились даже перец и лавровый лист. Кочева радовалась всему этому, как ребенок. Ей хотелось, чтобы радость переполняла всех, и, когда ее взгляд упал на буфет, за стеклом которого красовалась бутылка шампанского, она не удержалась.

— Антон Петрович, мы перенесли много невзгод и вот сейчас благодаря вам воспрянули духом. Мне очень хочется, чтобы этот день был для моих ребят настоящим праздником. Подарите нам одну или, если можно, две-три бутылки шампанского.

Это было сказано с таким искренним чувством, что Антон Петрович не мог отказать.

— Сколько у нас шампанского? — спросил он кока.

— Мало. Всего шесть шкаликов.

— Половину — нам! — вырвалось у Кочевой.

— Дай три бутылки, — распорядился капитан. «Многовато, хватило бы и двух, ну да ладно».

Кочева даже хлопнула в ладоши от удовольствия. И, как обычно, она уже не могла остановиться.

— И, пожалуйста, каких-нибудь конфет. Вот хотя бы из тех, что в буфете, в банке. Пировать так пировать!

Капитан высыпал конфеты Юре в шапку. «Настырная геологиня, такая в тайге не пропадет».

Кочева рассыпалась в самых горячих благодарностях, не забыла пригласить на пир и капитана, и весь экипаж.

Снова все в лодках. К берегу! Кочева вдруг увидела в руках Славы гребной винт, обрадованно спросила:

— Выклянчил?

Слава сказал коротко и с достоинством:

— Увидел, попросил, дали.

— А я выклянчила! — весело созналась Ираида Александровна. — Зато пир у нас будет на славу!

Простившись с экипажем «Громова», долго стояли на обрыве, пока пароход не скрылся на повороте за сопкой.

— Вот нам и повезло! — воскликнула Кочева.

— И эту удачу предсказали вы, — произнес Сухов, — теперь ваши предвидения приобретут еще больший вес.

— Иронизируете?

— Нет, Ира, серьезно и чистосердечно.

Ну, если Сухов сказал «Ира», то значит — серьезно.

…Рано утром, по росе, когда лучи солнца только начинали пробиваться сквозь густую тайгу, а воздух был чист и прохладен, ушли в маршруты Кочева с Владиком и Сухов с Семеном.

В полдень над опустевшим лагерем, где остались только Слава и Юра, появился самолет. Это был двукрылый АН-2, или, как его здесь ласково зовут, «аннушка». Летчик бросил бутылку, к которой была привязана бумажная лента. Юра побежал за бутылкой. Половина ленты, зацепившись за что-то, оторвалась. Друзья прочли только: «Если вы люди Кочевой, лож…»

Ребята в недоумении рассматривали обрывок, искали конец ленты. А за это время «аннушка» повернула обратно. Слава все-таки нашел конец ленты: «итесь на землю». Но ложиться уже было поздно. Когда возвратилась из маршрута Кочева и узнала о самолете, она всплеснула руками.

— Что вы наделали! Как же вы не могли догадаться, что надо ложиться? Ведь стоит: «лож». Ясно же!