Золото Севера - [7]

— Принеси мне штук пять ялынок, — говорил завхоз Жоре, орудуя топором. Мыкола Карпович называл лиственницу по-своему: ялынка. Над жилой палаткой Жора укрепил красный вымпел. К дверям прибил распростертые орлиные крылья:

— Это будет наш герб!

В палатках поставили железные печки. Из лиственниц и досок сколотили широкие кровати, столы, на полках разместили книги. Рядом с жилой палаткой срубили баню, соорудили склад, конюшню, вырыли в вечно мерзлом грунте колодец — ледник для продуктов. Строили все добротно, с удобствами: здесь придется пробыть месяца три, а то и дольше.

За работой быстро летело время. Первые бревна начали тесать и пилить, когда еще лежал снег, потом щепки и опилки сыпались на густое зеленое разнотравье. Не успели оглянуться — пришло позднее северное лето. Наглядевшись в зеркало половодья, затрепетали на ветру беспокойной листвой ольха, береза, тополь; молчавшая долгую зиму тайга заговорила птичьими голосами — чистыми предрассветными, звонкими дневными, загадочными вечерними, тревожными ночными.

Омолон стал неузнаваем: попугав людей и зверей своей ширью, сник, стал мелеть, открыв хаотическое переплетение проток, отмелей, кос, островков, на которых валялись деревья как после гигантской сечи.

На базе самой большой заботой и огорчением, особенно для Мыколы Карповича, были лошади. Весной привели трех лошадей. С лошадьми можно уходить в маршруты хоть на целый месяц. Но две лошади оказались почти дикими, они никогда не ходили с вьюками а прости гуляли в стаде. Их так и называли — Дикая-рыжая и Дикая-белая. Третью, послушную, тоже рыжую, кобылу окрестили Цивилизованной.

— Ты знаеш, шо такэ кони? — спросил Мыкола Карпович Жору.

— Как не знать! Только я имел дело с нормальными лошадьми, а это какие-то психи!

Мыкола Карпович умел обращаться с лошадьми… Но одному, конечно, не справиться с норовистым животным, нужна помощь. И чтобы долго не уговаривать напарника, завхоз тронул его чувствительную струну, назвал Жоржем:

— Слухай, Жорж, допомогай, бо одного мэнэ кони нэ послухають.

Первая попытка набросить седло на белую дикарку окончилась плохо: лошадь рванулась, сбила с ног завхоза, убежала в тайгу и долго не хотела выбираться из зарослей.

— Ну, чортяка, — ругался Мыкола Карпович, — выходь за лису, — упрашивал он, заставляя хохотать Жору.

Пришлось белую оставить в покое. Принялись за вторую, рыжую. С величайшими осторожностями привязали лошадь к дереву. Жора угощал ее сахаром, а сзади подкрадывался с седлом завхоз. И в тот самый момент, когда седло готово было опуститься на спину, лошадь бросилась в сторону.

Начали все сызнова. Второй «сеанс» закончился тем, что рыжая разорвала веревку и тоже убежала. Махнули на лошадей рукой. Три дня о лошадях не вспоминали, на четвертый они сами напомнили о себе. Вернее, напомнила белая. Она попалась на… воровстве. Просунув голову в дверь палатки, сожрала хлеб, лежавший на столе. Мыкола Карпович негодовал:

— Робыть нэ робыш, та ще й крадэш! Ось я тоби!

И он приступил к исполнению нового плана.

Нашли два рядом растущих дерева, завели между ними «воровку» и, усыпив ее бдительность сахаром, крепко привязали. Теперь завхозу удалось набросить седло. Лошадь рванулась, но деревья и веревки крепко ее удерживали. Дикая-белая задрожала и затихла, сдалась. Укротили и рыжую. Но когда Жора попытался было сесть на нее, он вмиг очутился на земле. Лишь недели через две лошади привыкли к вьюкам. Пока Мыкола Карпович и Жора строили и возились с лошадьми, они меньше страдали от комаров. Но когда последняя ялынка была прибита, внимание переключилось на комаров. Особенно доставалось завхозу. Он бил ладонями по лицу, шее и наконец не выдерживал, разрывал рубаху на груди и кричал:

— Пыйтэ мою кров, прокляти!

Призыв, конечно, был моментально услышан. Мыкола Карпович поспешно бежал к дымокуру.

На ночь, забравшись в палатку, тщательно заделывали все щели. Но избавление было недолгим, неизвестно как комары все же проникали в палатку.

Раздавались звонкие шлепки, на комаров сыпались проклятия.

— Ты на кого же бросаешься, черт таежный, на самого Жоржа Рылу?! — восклицал Жора. Он любил, чтобы его называли Жоржем. Но так как это бывало очень редко, Жора сам себе доставлял удовольствие. Он то и дело произносил:

— Жорж, пойдем на охоту.

— Жорж, куда ты девал ведро?

— Редкое у меня имя, — говорил он. — Сколько есть известных людей с таким именем? Раз-два, и обчелся. Вот есть в Армавире Жорж Козлов, директор подсобного хозяйства, да еще в Певеке начальник поисковой партии — тоже Жорж. Их два да я третий.

— А про Жоржа Бизе ты нэ чув? — спрашивает Мыкола Карпович.

— А в какой он партии работает?

— Жорж Бизе — французский композитор.

— Ну он будет четвертым, принимаю в свою компанию.

…Как-то с реки донесся выстрел, потом второй. Кто бы там мог быть? Двинулись на звук, но никого не обнаружили. Собрались было возвращаться и тогда увидели баржу. Оказывается, она еще осенью прошлого года села на мель и зазимовала.. Весной сюда добрались два матроса. Половодье сняло баржу с мели, и теперь матросы ждали пароход. А пока что скучали да охотились. Сегодня тоже вышли на охоту и, к своему удивлению, встретили… белого медведя.