Золото Кефтиу - [3]

И он указал на четыре неприметных, не подряд расположенных камня в стене.

- Hе удивляйтесь, что я все это знаю и помню на ощупь, - предварил он мой вопрос, - я ведь прожил здесь 37 лет (с самого рождения). Hу а теперь оглядитесь.

Я посмотрел вокруг: коридор был необыкновенной красоты. Высокий потолок богато инкрустирован. Танцующие серны и быки, изображенные там, двигались туда же, куда и мы. В стенах, расписанных затейливым растительным орнаментом, имелись неглубокие ниши. В них были изображены люди: там были сцены охоты и сбора урожая плодов, потом были воины, и, кажется, ткачихи, потом еще... еще... еще... какие-то люди. Они, а вернее сказать, их изображения шли с нами в одну сторону по коридору, когда их касался свет наших факелов.

Мы приближались к большому залу. Вдруг шагов за десять до него кефтиец остановил свой факел около изображения справа. Там было множество музыкантов, а впереди стоял невысокий, слегка сутуловатый, но не лишенный изящества человек в голубой ниспадающей одежде с золотою каймой. У него были черные, как смоль, вьющиеся волосы и борода, горбатый нос, а темно-коричневые глаза глядели вдохновенно и немного горделиво.

7

Я переводил взгляд с кефтийца на изображение и обратно несколько раз, и, наконец, меня осенила догадка.

- Великие Боги!.. - вскричал я.

- Да, - спокойно прервал меня старик, - да, это я, лет эдак пятьдесят пять назад. Вот такие были у меня глаза...

Потом он осветил факелом изображение слева.

- Что ты здесь видишь? - спросил у меня кефтиец.

- Много женщин в красивых нарядах, - отвечал я.

- А впереди?

- Впереди тоже красивая женщина.

- Какая она? Опиши ее, - просил старик.

- У нее прямой нос, довольно полные губы, тонкие дугообразные черные брови и большие глаза цвета полуночного неба.

- А волосы?

- Волосы темно-синие, почти черные, и одета она вся в голубое, а в волосах золотые украшения.

Я хотел было продолжить описание, но мой спутник вдруг прильнул всем телом к изображению в нише стены и начал плакать. Он бормотал что-то на своем непонятном языке и поминутно всхлипывал.

А я стоял и не знал, что делать. Я никогда раньше не видел плачущих стариков. Я и вообще-то слезы по-настоящему увидел сейчас впервые. Когда его рыдания притихли, я осторожно подошел и спросил:

- Кто она?

- Моя жена, - ответил он с кефтийским акцентом, которого раньше не было заметно.

- А что с ней сталось? - мягко спросил я, стараясь не вызвать новую волну рыданий.

- Ее и нашего с ней пятилетнего сына сбросили со скалы за то, что она не согласилась стать наложницей эллинского предводителя. Она была очень гордая... Она меня любила... Я был ниже ее почти на голову и старше на 16 лет. Hо я был талантливый композитор, а она пела как богиня... Естественно, мы влюбились друг в друга без памяти. Hаш сынок рос очень талантливым, возможно, он переплюнул бы меня... - старик углублялся в воспоминания и успокаивался. Вот уже пропал акцент, и речь стала точь-в-точь как у эллинов.

Так, не спеша, мы вошли в большой зал.

8

Здесь я впервые обратил внимание на пол. У нас под ногами была великолепная мозаика. Сложенная из прозрачных и полупрозрачных тщательно отшлифованных кристалликов, она загадочно преломляла свет наших факелов.

- Это - тронная зала, - сказал кефтиец. - Здесь возлежал сам Минос во время торжественных приемов и праздников. А теперь сядь и закрой ненадолго глаза, - предложил он мне интригующим тоном.

Я послушался, и в таинственной тишине слышался лишь скрежет время от времени поворачиваемых каменных затворов, и еще через некоторое время звуки выдвигающихся тайников.

- Hу! Теперь смотри! - голос старика был торжественным и почти веселым.

Я открыл глаза. Великие Боги! Как преобразилась комната! Из многочисленных открытых окошечек в залу хлынул солнечный свет. Отверстия в стенах и потолке были сделаны так искусно и причудливо, что лучи сходились широким клином в центре огромного великолепно инкрустированного святилища. Другие же окошечки были закрыты тончайшими цветными кристаллами, и солнечный свет в них так преломлялся и играл, что казалось, будто духи замерли вокруг святилища. В это время старик наполнил одну из курительниц порошком и поджег. Светло-голубой дымок и отблески света в сочетании с пьянящим ароматом создавали впечатление веселой, буйной пляски счастливых богов и богинь.

- Это - курительница радости, - сказал кефтиец и с этими словами погасил ее, а затем зажег другую.

Белая пелена, появившаяся словно из небытия, казалось, привела все в оцепенение.

- Это - курительница печали, - сказал старик.

Что-то непреодолимое тянуло меня к святилищу. В полном молчании я приближался к нему и все пристальнее вглядывался в его середину. И вот я уже подошел настолько близко, что разглядел... Если бы не курительница печали, я разразился бы, наверное, наглым, неприличным смехом, потому что внутри святилища лежала огромная, окаменелая, старая куча дерьма.

- Что это ? - невольно вырвалось у меня.

Кефтиец был слеп, но, кажется все понял.

- Это - конец КЕФТИУ! - печально отозвался он.

9

Когда мы выбрались из лабиринта, день уже клонился к вечеру. Усталые и голодные, мы шли к зарослям тростника неподалеку от небольшой рощицы. Еще один потайной родник, известный старому кефтийцу, спас нас от жажды.