Золото Хравна - [152]
Хутор был тих, но из большого дома слышались приглушенные голоса. Вышел на крыльцо Стурла и сказал, вглядываясь в темноту:
— Да где же они?
— Вот они! — закричала Вильгельмина и бросилась к нему на шею.
Пахнуло молоком из сеней и свежим хлебом из кухни. Под ногами Стурлы прошмыгнула прикорнувшая в клети курица и заметалась по двору. За ней выскочила Оддню в подобранном переднике, увидала Вильгельмину — и позабыла и про курицу, и про всё на свете.
— Девочка моя!
После многих объятий и долгих разговоров Вильгельмина наконец ушла в свою маленькую спальню. Тихо тикал сверчок под потолком, слышно было, как жар ворочается в печи за стенкою. Дом точно улыбался ей, хранил ее своим теплом, бревенчатые стены обнимали и защищали.
Вещи Вильгельмины уже внесли, и сундук с одеждой, привезенной из Нидароса, стоял тут же.
Вильгельмина оставила свечу на поставце под деревянным крестом. Здесь было всё как всегда, будто и не проносились над их головами все эти бури. За крестом притулилась, припав к стене, сухая роза и висел украшавший распятие венок из пижмы, что сама она плела на прошлую Троицу.
Вильгельмина открыла сундук, крышка скрипнула. Зеленое платье лежало сверху, прикрытое полотняным чехлом. Вильгельмина аккуратно вынула его и повесила на стену, разгладила руками складки широкой юбки и села на кровати, подобрав под себя ноги. Золотая вышивка поблескивала в полутьме, и шнуры свисали вдоль узкого корсажа. Шелковые складки лежали по подолу мягкими волнами. Платье вдруг показалось Вильгельмине таинственным и красивым.
— Видал, Буски? — спросила она. — Ты, небось, не узнаешь меня, когда я его надену!
«Узнаю», — самоуверенно отвечал Буски, свесив набок кончик розового языка.
Ох, сам не знал Буски в тот вечер, что он говорил! Кто бы узнал Вильгельмину через две недели, когда рано утром вышла она в этом платье за порог отцовского дома! Волосы ее были расчесаны и свиты аксамитовой[192] лентою, расшитой серебряными цветами, в центре каждого сидела маленькая жемчужина. То были особые ленты, хранившиеся в ларчике на втором ярусе стабура. Лентами этими перевивали волосы невест, чтобы удержать на них свадебный венец. Кольфинна, дочь У льва, и Ракель, дочь Вильхьяльма, и Аста, дочь Хьорлейва, — все они подвязывали свои распущенные волосы этими лентами в день свадьбы.
Зеленое платье было зелено как трава, и видна была под тремя шнуровками, по бокам и спереди, золотистая шелковая сорочка. Тонкий пояс из золотых шнуров перехватывал талию Вильгельмины, концы его свисали сбоку почти до самой земли, и тихо звенели вплетенные в них маленькие медные бубенчики.
Голову Вильгельмины покрыли светлым покровом и возложили сверху него венец. Агнед, пришедшая с вечера, чтобы утром наряжать невесту, хотела было и на руки Вильгельмины надеть браслеты, и пальцы ее унизать кольцами, но Вильгельмина отказалась. И так платье казалось ей слишком тяжелым, а венец давил на виски.
Она шагнула за порог, где ждали ее посаженый отец — Кольбейн — и Стурла в новом сюрко. И Торлейв, бледный от волнения. Кольбейн сразу же накрыл ее с головою большим меховым плащом. Вильгельмина села в сани и подумала: вот и хорошо, никто из встречных не узнает ее под плащом и ничего не скажет о ней.
Торлейв ехал верхом. На нем был его серый табард и перехваченный широким поясом парадный кьёртл Хольгера, красновато-синего бархата. Темно-коричневые шоссы, купленные в Нидаросе, заправлены были в невысокие сапоги.
Он видел, как Вильгельмина вышла из дому в подвенечном наряде, но не успел даже поймать ее взгляд. Зеленое платье будто похитило ее из-под самого его носа. В дороге он пытался заглянуть в сани, но не увидел ничего, кроме мехового куля, внутри которого пряталась — он это точно знал — прекрасная зеленая бабочка.
Наконец подъехали к церкви Святого Халварда. Отец Магнус выбежал им навстречу. Кольбейн вынул из саней меховой куль, развернул — точно распаковал дорогую куклу. Торлейв протиснулся сквозь толпу.
— Назад, назад! — зашипели на него.
— Я женюсь или кто? — рассмеялся он.
Однако Вильгельмина снова ускользнула. Зеленое платье, под руку с Кольбейном, поднялось на деревянное крыльцо. Торлейв поспешил следом.
Приехали гости: Никулас Грейфи с Сольвейг, дочками и Гёде, которому предстояло быть дружкою Торлейва, дальние родственники Вендолин из Доврефьелля, Гамли с Анете — подружкой невесты. Торлейв здоровался со всеми и улыбался всем, но мысли его были далеко.
И только в церкви, на первой скамье, он увидел ее, озаренную множеством жарких свечей, что коптили, трещали, палили воздух. Из-под светлого невестиного покрова виднелся тонкий, в россыпи нежных веснушек, вздернутый нос Вильгельмины. Торлейв вздохнул с облегчением.
И вот все кончилось, и Вильгельмина стояла, опираясь на его руку. Народ начал выходить из церкви на двор. Бенгт ударил в колокол, стая ворон с карканьем снялась с колокольни.
Отец Магнус никуда не спешил. Они отслужили обедню — Торлейву пришлось читать за пономаря. Он опасался, что и на собственной свадьбе ему придется бегать от венца к аналою, но обошлось: его сменил новый служка — Бенгт, младший сын кузнеца Хёскульда.
