Золото дураков - [4]

Он запнулся и стих, а затем обвел глазами коллег.

— Не слишком оно обнадеживающе звучит, правда? — рассеянно выговорил он.

Билл почти не слышал его. Как же такое может быть? Он строил планы по выживанию, тщательно обдумывал будущее. И все пошло прахом, раздавленное каблуками жадности и некомпетентности, и стало лишь топливом в костре безудержной ярости. В ушах зашумело. Глаза застила красная пелена.

Билл попытался что-то сказать, открыл рот — но вырвалось только нечленораздельное клокотание.

— Скуйте ему руки! — приказал первый.

И Билла перемкнуло. Внезапно в руках оказалась миска с варевом — и мощно понеслась к лицу первого. Она с приятным хрустом врезалась в нос и разлетелась на части. Осколки прочертили борозды по солдафонскому лицу. Билл внезапно вспомнил, что сделал эту миску сам. Простая лепка из глины, подарок для мамы. Билл хотел сделать вазу, но по малолетству не представлял, как выглядят вазы, — и закатил сцену, когда увидел, что мама ест из подарка. А теперь миски нет, исчезла вместе со всем остальным.

Солдат отпрянул и заорал. Билл почти не обращал на него внимания, кинувшись за железным котлом, полным горячей жижи.

Но стражник успел раньше — ударил стальной перчаткой и опрокинул котел, вылив суп.

Билл услышал, как скрежещет о кожу сталь. Мечи вылетали из ножен.

Билл размахнулся черпаком, шмякнул кинувшегося на него солдата по щеке. Нападающий отшатнулся, и Билл оказался лицом к лицу с четвертым — тот глядел круглыми от ужаса глазами. Билл сделал выпад, и черпак врезался во вражескую глотку. Стражник рухнул на пол, задыхаясь, с недоумением и обидой на лице.

А потом меч последнего стражника вышиб черпак из Билловых рук. Тот полетел, кувыркаясь, по полу. Его безоружный хозяин быстро оценил обстановку. Первый солдат рычал, приходя в себя. Обваренная кожа полопалась и сочилась кровью. Четвертый еще охал, но двое остальных уже выдернули мечи. И они подходили.

Осталось или отступать, или стать очень дырявым. Билл проворно отступил.

— Не уверен, что ты доживешь до тюрьмы, — сообщил солдат, ухмыляясь.

Они с напарником шли, широко ступая, глядя исподлобья.

Билл осмотрелся. Мама всегда говорила, что в доме должен быть дом, а ферма — снаружи. Привычки всей жизни умирают трудно. Под рукой — ни острой длинной косы, ни разделочного ножа, ни даже лопаты. Билл поскользнулся на грязи, оставленной стражниками. Ухмыляющийся солдат приблизился еще на ярд.

— Чего возитесь? — зарычал обваренный первый. — Кончайте чертов кусок дерьма!

Слова ударили как хлыст. Солдаты кинулись на Билла, а Билл бросился наутек: распахнул кухонную дверь, услышал свист клинка, сжался, ожидая боли, — но к тому времени, когда ноги вынесли за порог, в темноту, боль так и не явилась.

Он выскочил из пятна желтого света за дверью и со всех ног помчался к амбару. Ведь есть способ отбиться, остановить все это. Должен быть.

— За ним! За ублюдком! — несся вслед хриплый рев обваренного.

— Он меня ударил, — проскулил четвертый.

— Я тебя убью, на хрен, если не принесешь мне его печенку!

Остальные стражники неслись по пятам. Дождь хлестал в лицо. Билл врезался в дверь амбара, отскочил — плечи и руки обожгло болью от удара, — заскребся, ухватил, распахнул, шмыгнул за нее. В притолоку запоздало воткнулся меч. Стражник чертыхнулся.

Вокруг — темнота, запах мокрой соломы. Коровы — Этель и Беатрин — пыхтят, копытят землю. Тяжело похрапывают овцы, Атта и Петра. Все родное. Домашнее. Кроме стражников позади. Они — страшно чужие. Не к месту. Рваная рана во всем, что дорого и близко.

В отчаянии он обвел амбар взглядом, не в силах сориентироваться от страха. Сейчас бы хоть что-то острое! Косу. Нужна коса!

— Поджигайте! — донеслось снаружи.

Билл не сразу понял, о чем они. Зашептало, затрещало пламя. Сначала тихо — но с каждой секундой все громче. В дверях полыхнуло желтым, внутрь влетел факел и, кувыркаясь, шлепнулся в солому.

Билл кинулся к огню. Огонь кинулся навстречу. Билл принялся затаптывать его.

Второй факел ударил в грудь. Билл отступил, шатаясь, хлопая ладонями по занявшейся пламенем куртке. За пару секунд, ушедших на самотушение, в амбар влетело еще два факела. Один приземлился в сено — и оно вспыхнуло, словно очески. В мгновение ока взвился дым, полез в горло, заставил закашляться.

Коровы проснулись и поняли, что пришла пора паники. За дверью перекрикивались стражники.

Но это же дом! Этого не может быть!

Но это было.

Билл замер среди пламени, дыма, криков испуганных зверей, застыл между жутким будущим и осколками настоящего, рассыпанными под ногами.

Что-то треснуло. Билл посмотрел вверх, боясь падающей балки. Но стук копыт ясно сказал: треснули ворота загона, которые Билл уже месяц хотел починить. А потом хозяина чуть не сшибла с ног Этель, выломавшаяся из загона.

— Чертова корова! — пискнуло внутри что-то прежнее, домашнее. — Завтра она вернется злая как дьявол, потому что останется недоеной, с больным переполненным выменем.

Но никакого «завтра» не будет, если не выбраться отсюда сейчас же.

А для этого нужно отыскать путь наружу, не перекрытый солдатами с мечами.

Билл впервые обрадовался тому, что не ладилось справляться с фермой. Над сеновалом в крыше остались гнилые доски, поменять которые так и не дошли руки.