Золото дураков - [3]

— Спасибо, — выговорил Билл, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал спокойно. — Его построили мои родители.

— А я все своей благоверной говорю, мол, не худо бы себе такой заиметь, — продолжил четвертый, — но ей не нравится, как оно на ферме жить. Любит моя… ну… в самом центре событий. А на самом-то деле ей бы к алхимику поближе. Много у него берет всякого. Очень о здоровье заботится. Всегда мне что-нибудь в питание добавляет.

Он похлопал себя по животу, лязгая перчаткой о кольчугу, и его глаза затуманились.

— Но вот проку мне совсем никакого. Мой-то брат говорит, что эта подсевшая на наркотики гарпия наставляет мне рога, но брат всегда видит в жизни одни гадости.

Четвертый наконец заметил, что все уставились на него.

— Ох, пардон. Само собой, ничего из сказанного не имеет отношения к нашей, гм, официальной цели. Я просто хотел, ну, знаете…

Он умолк, придавленный начальственным взглядом.

Тогда первый снова уставился на кусок коричневатой пергаментной бумаги, извлеченный из кошеля. А после применил давящий начальственный взгляд к Биллу.

— Вы — Уиллет Альтиор Фэллоуз, сын Микеля Бетерра Фэллоуза, сына Теорна Пентаука Фэллоуза, владелец и фактический держатель прав обладания данным фермерским хозяйством?

Первый не был прирожденным оратором и запинался на каждом слове, однако твердо удерживал презрительную ухмылку.

— Так мне всегда говорила мама, — подтвердил Билл, кивая.

Четвертый хохотнул, но под взглядами коллег удушил свое веселье — будто бросил ребенка в колодец.

Лицо первого не дрогнуло ни на мгновение. Билл воочию представил, как огонек шутки гаснет перед стеной каменного безразличия. Первый производил впечатление человека, который сделал карьеру благодаря редкому свойству: полному отсутствию воображения. Такие люди выполняют приказы слепо и упрямо, и без малейших угрызений совести.

— Дракон Мантракс и, следовательно, Консорциум драконов как целое, — продолжил командир, по-прежнему запинаясь при чтении, — находят ваше уклонение от уплаты очередного годичного налога значительным оскорблением их благородства, чести и божественного статуса. Вследствие того вы…

— Постойте-ка, — выговорил Билл, ошеломленно глядя на первого, стиснув черпак так сильно, что побелели костяшки. — Находят что?!

Когда первый заговорил, Биллу показалось, что ледяной вихрь пронесся по всему нутру, а потом исчез, оставив после себя пустое чистое спокойствие. Будто все чувства унес мощный ужасный ураган, какие дочиста обдирают землю и швыряют коров, будто катапульты.

Когда солдат договорил, градус Билловой ярости поразил самого Билла. Он всегда считал себя мирным человеком. За двадцать восемь лет ввязался всего в три драки, лишь одну начав первым, и в каждой ударил ровно один раз. Но теперь в том месте, откуда поднялся ледяной вихрь, словно по велению могучего волшебника, невидимого и сдерживавшегося до поры, вспыхнула адская ярость.

— Годичного налога?! — сумел выдавить он, борясь с желанием забить черпак в глотку первому так глубоко, чтобы дочерпаться до причинного места. — Ваш великий и могучий гребаный дракон Мантракс выгреб у меня все до последнего пенни. Моя ферма загублена вашей гребаной жадностью. А я и не пожаловался ни разу! И не пикнул, пока вы забирали у меня каждый унаследованный медный шек, серебряный драх и золотой балл.

Билл стоял, чуть не исходя пеной от злобы, перед тощим, равнодушным, совершенно не впечатленным его речью командиром стражников.

— Наверное, бухгалтерия ошиблась, — вставил четвертый, почти забытый на периферии событий. — Знаете, в юрисдикции Матракса ну просто невероятное количество народу, каждый год находятся те, против чьего имени попросту забыли поставить галочку. Понимаете, это неизбежно при всякой бюрократии.

И Билл, и командир с ненавистью уставились на четвертого.

— Так поставьте эту чертову галочку, — процедил хозяин фермы, и в его голосе лютовал огонь.

— Ох, но ведь мы этого не можем, — в глубокой растерянности и смущении выговорил четвертый. — Это ж вообще не по нашему департаменту. Вы-то можете подать апелляцию, но сперва надо заплатить второй раз, а уже потом подавать.

— Заплатить второй раз? — произнес Билл, у которого все поплыло перед глазами от нереальности происходящего. — Да не могу я заплатить гребаный налог второй раз за год! Никто в округе не сможет. Это же безумие!

— Да, — печально подтвердил стражник. — Не очень честная система.

Биллу показалось, что края комнаты оторвались от реальности и сама комната угрожает сложиться, съежиться в ничто, оставив его наедине с черной пустотой безумия.

— Уиллет Альтиор Фэллоуз, — провозгласил первый с безразличной жестокой тупостью, достигаемой лишь долгими годами тренировок в безразличной жестокой тупости, — отныне я лишаю вас прав владения в компенсацию за неуплаченный налог. Отсюда вас немедля препроводят в долговую тюрьму.

— А, долговая тюрьма, — воскликнул четвертый, хлопая ладонью по лбу. — Я совсем про нее забыл. А ведь апеллировать-то нельзя, пока ты в тюрьме, — добавил он, кивая сам себе, — никто туда не придет и слушать тебя не станет. Но конечно, когда выйдешь, непременно подашь, никаких сомнений. Думаю, сейчас очередь года на четыре. Но честно говоря, странно, что она такая, ведь смертность в долговой тюрьме — о-го-го…