Золото друидов - [88]

Ночами кто-то крутился вокруг лагеря. Первое время это было лишь ощущение, но после того, как решившему проверить, почему это посреди ночи в кустах ни с того ни с сего хрустнул сучок, Хререку ножом располосовали бедро, хирдманы убедились — охватившие их дурные предчувствия не просто плод разыгравшегося воображения.

Стоя в предрассветном тумане над орущим и проклинающим все на свете юнцом, конунг хмуро слушал пояснения Тристана.

— Здесь вас рассматривают скорее как добычу, нежели внезапно привалившее развлечение. И уж тем более не видят в вас безжалостных убийц и охотников на людей, которых стоит бояться. Они здесь сами охотники на людей и попутно безжалостные убийцы. Так что, на твоем месте конунг, я бы с одной стороны усилил караулы, с другой — запретил людям ползать по кустам с внезапными проверками. В следующий раз такого любопытного попросту убьют.

— Что-то не понимаю. Они что могут еще и напасть на нас? — Лицо Агнара было непроницаемо.

— Я думаю, да. Пока они просто прицениваются, смотрят, что можно с вас взять, и стоит ли рисковать ради этого. Но рано или поздно кто-нибудь из местных вождей не выдержит. И дело даже не в том, что, по их меркам, вы чудовищно богаты. Просто они ненавидят вас. В этих краях уже вы добыча.

— Понятно. Когда этому твоему вождю станет совсем невтерпеж. Ты уж будь добр, нас предупреди, — сквозь зубы процедил конунг. — Эй, кто-нибудь перемотайте этого недотепу.

Люди садились на лодки в гнетущем молчании. Рассвело, и вокруг вновь потянулись нескончаемые холмы, леса, башни и колья с черепами. По ночам все так же кто-то кружил вокруг лагеря, вот только дураков проверять кусты больше как-то не находилось.

На третий день перед самым рассветом Тристан тихонько растолкал спящего конунга.

— Агнар, ты просил предупредить, когда местные соберутся проверить на прочность вашу броню. Так вот это произойдет сегодня.

* * *

Вода пенными брызгами летит с в бешенном темпе разрезающих синюю гладь весел. Река петляет подобно змее, виляя то вправо, то влево. Сидящий у кормового весла Коль сосредоточен и напряжен. Непросто удерживать лодку на такой скорости и при таком курсе.

— Еще быстрее, — шепчет конунгу Тристан.

— Поднажали!

Воины налегают на весла. Вцепившийся в правило Коль начинает сквозь зубы отчаянно материться.

— Быстрее! Давайте! Осталось чуть-чуть!

Люди изо всех сил ворочают тяжелыми лопастями. По спинам гребцов градом катится пот. Дыхание вырывается резкими всхлипами.

— Давайте! Уже почти! Еще чуть-чуть! Вот!

Очередной неотличимый от десятка других поворот, и вдруг течение резко перестает петлять. Ладьи северян вырываются на стремнину. Воины жадными глазами смотрят вдаль.

Поперек реки плотными рядами выстроились лодки. Легкие, сделанные из тонких дощечек, а зачастую вообще обтянутых шкурами ивовых прутьев, лодки под завязку набиты орущими людьми. Такого многообразия доспехов и оружия Хьялю видеть еще не приходилось. Шкуры. Куски кольчуг. Стальные, деревянные и костяные пластины. Все это перемешано в произвольном порядке, нашито и накинуто друг на друга в попытке обеспечить лучшую защиту. На головах плотные войлочные шапки, старые, ржавые, зачастую пробитые железные северные и бронзовые ирландские шлемы с обколовшимися некогда вычурными украшениями, примотанные к волосатым макушкам звериные черепа. С шлемов в беспорядке свисают шкуры, куски кольчуг, самодельные личины из стальных и бронзовых пластин с пробитыми отверстиями для глаз и рта.

Столь же разнообразно оружие. Широкие северные секиры. Ирландские серпы секачи. Длинные, удобные при абордаже копья с хищно изогнутыми крючьями. Несколько мечей, в том числе явно завозных франкских. На диво многообразное дубье. И даже несколько шипастых гирек на обрывках цепи.

Над самым большим, застывшем в центре импровизированного строя, суденышке возвышается древко с куском разноцветной ткани, густо увешанным стальными побрякушками и пучками человеческих волос. Под стягом дерет глотку массивный, длинноволосый вальх в бронзовом шлеме, украшенном большущей расправившей крылья так, что они почти закрывают могучие, покрытые шрамами плечи, хищной птицей.

На то, чтобы оценить все это великолепие у Хьяля, было несколько мгновений, после чего разошедшиеся по реке частым гребнем ладьи вонзились в ирландский строй.

— Оружие к бою! — со всей мочи орет конунг.

— Бей-руби! — хором подхватывают дружинные.

Над рекой разносится треск, а затем, с мгновенной задержкой, протяжный крик множества людей, слившийся в одно целое, в один невероятный, пронзительный, режущий уши вой.

Набравшие немалую скорость, пусть и не сравнимые с морскими драккарами по весу и размерам, но все равно массивные, ладьи на полном ходу врезались в цепочку вальхских скорлупок, самая большая из которых не достигала и двух третей их длины. хирдманы долго потом вспоминали ошарашенные, полные неприкрытого, по детски-наивного удивления лица вальхов, когда их лодки начали разваливаться на куски, а казавшиеся легкой добычей северяне принялись делать то, что умели едва ли не лучше всего — убивать. Ладьи отшвыривают попавшиеся на пути препятствия, горстями кидая людей в кипящую под ударами множества весел воду, Острые носы с грохотом вспарывают борта, раскалывая хрупкую скорлупу из досок и шкур. С из-за щитов свободные от гребли дружинники не переставая вонзают копья в копошащуюся в воде людскую массу, по которой и так, ломая кости и пробивая головы, долбят и долбят тяжелые весла.