Золото друидов - [89]

Конунг приказал Колю править прямо на цветастый стяг. Воины на судне вражеского вождя оказались посообразительнее собратьев. Вокруг лодки забурлила вода. Гребцы налегли на весла, выводя суденышко из-под удара. Лица покраснели от натуги, мышцы напряглись, едва не разрывая кожу. Вальхам почти удалось. Лодки скользнули боками. Вот только на этом удача вальхов закончилась.

Северяне успели поднять весла вверх, тогда как ирландские весла рвануло назад вместе с хрупкими кистями и врезало в ломкие ребра. Конунг викингов и вождь вальхов одновременно шагнули к бортам, занося тяжелые мечи. Агнар успел первым. Описав свистящий полукруг, франкский клинок рассек и бронзовую птицу, и шлем, и голову под ним.

С борта, поражая мечущихся по суденышку ирландцев, разом ударили копья. Весла устремились вниз, отталкиваясь от досок и скорчившихся на досках людей. Хлипкое суденышко, не выдержав силы удара, качнулось, щедро зачерпывая бортом воду, и с громким плеском перевернулось, погребая под собой неудачливых воителей. Ладья, почти не потеряв хода, скользнула вперед, врезаясь носом в новую цель.

Над рекой долго не смолкал дикий нечеловеческий крик. Темная вода ниже по течению стала алой от пролившейся в нее крови.

* * *

Вечером у костра Тристан объяснял довольным легкой победой викингам.

— Они обычно ждут добычу в таких местах. Когда ладьи осторожно выходят из лабиринта в спокойную воду, на них кидаются со всех сторон, как собаки на медведя, и треплют до смерти.

— Ха, собаки. Самое большее щенки. Куда им до волков Одина, — хвастливо заявил Хререк.

— Тяв-тяв! — поддержал его кто-то из молодых. хирдманы зашлись в хохоте.

— Что теперь? — Конунг не разделял всеобщего веселья. Он прекрасно понимал, что без Тристана они бы угодили в расставленную ловушку и заплатили за право плыть по реке собственной кровью. Если бы вообще, не остались здесь навсегда в виде насаженных на колья, обглоданных ветром черепов.

— Теперь они на время успокоятся. Вы сегодня показали, что добыча не из простых. Так что можете перевести дух.

— Дядя Тристан, а откуда ты узнал, что они задумали? — спросил у сына Эйнара Гисла. Парень говорил с легким заиканием. Он еще не совсем отошел от увиденного днем и Агнар в очередной раз порадовался, что отправил подростка на замыкающую ладью.

— Разве отец не упоминал, что одно время я жил в этих местах? Мы так часто делали, и у нас обычно получалось, — удивился Тристан.

Смех и шутки смолкли, как обрезанные.

* * *

С того дня ощущение неотрывной слежки и витающей в воздухе опасности пропало. Видимо, слухи о них далеко обгоняли лодки, и жители сего «гостеприимного» края решили, что добыча не стоит затраченных на охоту усилий. хирдманы успокоились и расслабились.

Как показало время, совершенно зря.

Два берега

Сознание с трудом вынырнуло из затягивающей пучины сна, но переполненный мочевой пузырь был необычайно требователен. Гисла через силу разлепил будто набитые колким песком глаза, судорожно, чуть не вывихнув челюсть, зевнул, натянул на ступни жесткие ботинки и с явной неохотой поднялся. Кругом храпели на все лады умаявшиеся за день хирдманы. В утреннюю предрассветную пору сон обычно самый крепкий. Правда, только если ты по дурацкой привычке не выпиваешь перед сном много воды.

Это было в последний раз, пообещал себе подросток, прекрасно сознавая, что вряд ли это обещание выполнит. Вода была его слабостью. Он пил постоянно и с большим удовольствием. Постоянно поглощение влаги было для него жизненной необходимостью. В детстве маленький Гисла даже ставил у ложа большую деревянную кружку с водой. Благо домашние не осмеливались орать на не по разу за ночь шляющегося до уборной и обратно единственного сына вождя. Теперь, пожалуй, отвыкать от столь пагубной привычки было уже поздно. Но как же она мешает в походе.

Здесь на берегу еще ничего. Здесь даже удобнее оправлять свои надобности, чем в забитом людьми северном доме. Ложишься с краю и все. А вот в открытом море Гисла самым подлинным образом страдал. Вокруг было столько воды, но пить ее было нельзя, тогда как на день полагалась столь малая мера, что даже выпитая в один присест она не утолила бы мучившей его жажды. Подросток, как ему казалось, мужественно терпел. Видать, недостаточно мужественно. хирдманы по жадно провожающим фляжки глазам быстро прочухали, в чем его слабость, и вволю развлеклись, попеременно рассказывая то о горных ручьях в стране скоттов, чья вода необыкновенно вкусна и полезна, то о пышущих жаром пустынях Серкланда, где солнце способно иссушить человека до головешки в один-два дня, а язык может намертво прикипеть к гортани, если им постоянно не шевелить. Правда, не забывая при этом, следить, чтобы мера воды, достававшаяся Гисле, была больше их собственной в полтора-два раза. И все равно дни пути показалась сыну Стирбьёрна адом, после мук которого он еще больше полюбил благословенную жидкость.

Прошло уже немало времени, но юноша все никак не мог отойти от переживаний и словно запасался водой впрок, уничтожая ее в совершенно неимоверных количествах. Как следствие, Гисла хотя бы пару раз за ночь бегал до кустов и редко когда нормально высыпался. Конунг, глядя на это, хмурился, но, как отучить подростка от въевшейся в плоть и кровь привычки, не ведал. Может, и правда отправить с кем-нибудь из знакомых, надежных хевдингов в Серкланд. Там парень либо изменит отношение к воде, либо по возвращении домой лопнет, упившись ею до смерти.