Золото Алдана - [161]

Парнишка и сам сомневался — похоже, и впрямь вся эта чудь ему во сне привиделась. Больно уж неправдоподобны все эти странные беседы и происшествия. Хотя, как же тогда объяснить, то, что он стал слышать голос ветра? Но спорить не стал — пока лучше помалкивать, а то, чего доброго, и впрямь блаженным сочтут. Сибирич говорил, что вулкан — это чирей, через который грязь из Земли выходит. Получается, что Впадина сейчас очищается. Может, это подготовка к приходу Мессии?

Тут Изосим вдруг уверовал, что никакое Сибирич не наваждение, что все, что он говорил — правда и ему следует терпеливо ждать своего часа.

Извержение продолжалось, то стихая, то возобновляясь, весь день.

Ночь прошла спокойно. Возникающие во многих местах Впадины пожары гасила гроза. Удивительно было видеть, как навстречу слепящим зигзагам молний из горы вылетают раскаленные докрасна камни.

С утра Изосим не устоял, побежал посмотреть, что происходит на обезглавленной Шишке. Братишка Паша втихаря покрался следом. Изосим почувствовал его присутствие и строго крикнул прячущемуся за кустом сорванцу:

— Быстро домой!

Паренек, понуря голову, послушно повернулся, а Изосим зашагал дальше. Когда прошел полпути, вновь почувствовал, что брат где-то рядом. Точно, вон выглядывает из-за камня. Хотел отругать неслуха, но тот глядел с такой жалостливой мольбой в глазах, что только махнул обреченно — «иди уж», а про себя гордо отметил: «нашенская порода».

Склон обезглавленной Шишки, устланный остывшими каменными «бомбами», покрывали трещины, из которых сочился газ с запахом протухших яиц. По их кромкам образовался налет желтого цвета.

Чем ближе братья подходили к усеченной горе, тем горячее становилась почва под ногами и шире трещины. В глубине некоторых угадывалось красноватое мерцание. По дну ложбины, начинавшейся с того места, где прежде находился вход в пещеру Горбуна, с потрескиванием, напоминающим удары крупных капель дождя по листьям деревьев, медленно «текла» к Глухоманке сметано — образная, пышущая жаром масса. Вид ползущего огнедышащего потока завораживал.

Картина жутковатая, но ребята пересилив страх, бормоча «Господи, помилуй», стали отважно подниматься к истоку лавы. Жар становился все нестерпимее, ступни ног горели. Пришлось перебираться на соседний склон. Оттуда, наконец, увидели кратер, заполненный расплавленной массой, которая временами набухала и начинала исторгать огненные струи. Часть быстро каменеющих в воздухе «плевков» падало на склон горы, но уже не так далеко, как вчера. Переполнявшая чрево лава, стекая по ложбине вниз, медленно ползла через озеро, уже заполненное застывшей массой, мимо сгоревшей часовни, к Глухоманке. Там поток исчезал в клубах дыма от горящих деревьев и густого пара. То, что озеро исчезло, расстроило братьев больше всего — прежде они ловили в нем самых крупных сигов.

Паша вцепился в пояс Изосима и взирал на огнедышащий провал широко раскрытыми от ужаса глазами.

— Не бойся. Это гнойник — так Земля очищает себя от скопившейся гадости, — объяснил Изосим. — Давай спустимся к Глухоманке, посмотрим, что там творится.

Сойдя в ложбину, они пошли по ходу движения потрескивающей массы. Остывая, она покрывалась коркой, рассеченной зыбкими трещинами, мерцавшими одинокими огоньками. И чем дальше лава удалялась от своего истока, тем насыщеннее становились черно-бурые разводья, разделенные пунцовыми швами.

Вдруг Паша закачался, как пьяный и повалился на землю. Изосим тоже почувствовал небольшое головокружение и тошноту. Взвалив братишку на спину, он побежал подальше от вонючих выбросов. Достигнув травянистой террасы, он упал без сознания…

Очнулся от того что его рвало. После такой «очистки» сразу стало легче. Изосим попытался привести в чувство лежащего рядом Пашу, но тот уже не дышал.

— Сибирич, родненький, помоги, братец умирает! — прокричал он.

— Ты сам все можешь! — ответил кто-то внутри него. — Успокойся и послушай свой внутренний голос.

Изосим так хотел, чтобы брат задышал, что, набрав полные легкие воздуха, принялся, что было сил вдувать его Паше в рот. Вдувал, вдувал без устали, но безрезультатно. Не желая мириться с очевидным, он решил выдавить из него воздух и опять вдуть, для чего резко надавил на грудь. Вдруг Паша шевельнулся и, слава тебе, Господи! — судорожно вздохнул. Его тоже вырвало. Через некоторое время он, с помощью Изосима, сел и доверчиво прижался к нему. Слезы счастья покатились по их чумазым лицам…

После этого Изосим несколько раз водил на Шишку желающих посмотреть на преисподнюю. Кратер вулкана теперь чуть курился и из застывающей лавы лишь кое-где пробивались бесовские язычки пламени.

Взрослые, удостоверившись, что «бомбы» более не летят, к вулкану и окаменевшей реке проявляли чисто хозяйственный интерес. Их огорчало то, что из Глухоманки, где потеплела вода, ушла рыба: хариус забился в холодные боковые ключи, а таймень вообще исчез. Зато утки и гуси, когда пришла осень, и не подумали улетать. Так и остались в зиму — вода не замерзала, и они легко доставали корм со дна мелководных заводей.

Григорий, поначалу весьма смущенный раскрытием врат преисподни, или, как он по-ученому выразился — «извержением вулкана», со временем тоже успокоился и перестал с тревогой поглядывать на чадящую Шишку.