Золото Алдана - [133]
— Драться будут, — прошептал Бюэн.
Но произошло нечто странное: животные стали… танцевать, высоко подпрыгивая и одновременно разворачиваясь в воздухе так легко и свободно, как будто они не громадные звери, а невесомые беззаботные пташки.
— Стреляй, я не могу, — прошептал проводник.
— Жалко, дядя Бюэн.
— Ладно, давай смотреть, — одобрил он.
Возвращались охотники без добычи, но на их души легла радость от того, что видели и, слава богу, не порушили такую идиллию. Внезапно предрассветную тишину пронзил резкий, полный ужаса крик косули. Оборвавшись на высокой ноте, он покатился по распадкам. Через несколько секунд крик повторился, но потише и приглушенней. Свернув, охотники увидели олененка, скорчившегося среди залитых кровью камней. Мелкая дрожь волнила светло-коричневую шерсть на боку. Рядом лежал волк и лениво слизывал кровь, пульсирующей струйкой вытекавшую из шеи жертвы.
Изосим вскинул было ружье, но Бюэн остановил:
— Пусть ест. Это его добыча.
Обследованием дикого края, раскинувшегося на многие сотни километров, одновременно занималось несколько отрядов Якутско-Алданской экспедиции, в том числе и геологических. Где-то в конце июля в одном из них произошло серьезное ЧП.
Бежавшие из Алданлага четыре зэка, сидевшие по расстрельной статье за разбой, скитаясь по тайге, увидели дым костра. Оголодавшие головорезы терпеливо дождались, когда люди разошлись по палаткам. Тихонько подкравшись, перерезали оттяжки и, повалив стойки, порубили топорами барахтавшихся под брезентом людей: начальника партии, двух техников и пятерых рабочих из якутов. Заполучив вместе с оружием и съестными припасами надежную фанеру[127], налетчики вознамерились на лошадях пройти куда-нибудь за Амур и залечь там на дно.
Но воспользоваться ими не удалось: полудикие якутские лошадки не подпустили чужаков, разбежались. Пришлось навьючиваться самим и тяжело груженным идти по тропе, тянущейся вдоль берега — рано или поздно она должна была вывести их на какую-нибудь дорогу.
— Как выйдем на тракт, чтоб разом не взяли, ломанемся в разные стороны, — инструктировал корешей Верзила. — Добычу подуваним[128] поровну. Каждый свое надежно заначивает и залегает в норы, у кого какая сыщется. На кого чалку по новой не наденут, на хазу моей шкирлы[129] на Новый год приходит.
— А если тебя самого повяжут, что нам у нее торчать?
— К Бритому канайте. С ним не пропадете. Дело подкинет. Анька пусть ждет меня. Кто тронет — порву.
Отряд Андрея Ермолаевича выдал все тот же дым. Двое уголовников под покровом темноты долго наблюдали за людьми, ужинавшими у костра. Васкэ даже приметил в вязкой черноте леса робкий свет. Он то разгорался, то тускнел. Было похоже, что кто-то курил, прикрыв ладонью цигарку. Парнишка чувствовал, что из леса исходит неясная угроза. Но у костра было так хорошо, вокруг него сидело много сильных мужчин. Разве можно чего-то бояться рядом с ними?! И паренек промолчал. Опасался, что над ним будут смеяться. Тем более что, пока он колебался, огонек погас.
Вернувшись, Сова доложил:
— Там шесть бабанов[130]. Эскимос бадяжит[131], а остальные сидят у костра, баланду травят. Пушки две: карабин и шпалер. Куча оленей, две лошади, нарты, сидоры. Похоже, хавалки[132] полно.
— Опять подфартило, братва. Олени — это хорошо. А звонарь[133] с ними есть?
— Не видать.
— Кучеряво! Раскладка тогда такая: с утра до вечера пасем, а ночью сработаем по той же схеме: валим палатки и буцаем по калганам топориками, пока бакланы корячатся под брезентом.
— Западло![134] При таком раскладе с транспортом снова облом получим. Оленей нам кто запряжет? Разбегутся, как коняги прошлый раз. Надежней утром, прямо перед выходом дело мутить. Пушки у нас есть, — возразил бугру Сова.
— Заметано, — согласился главарь.
На рассвете, в ожидании возвращения охотников, Васкэ с рабочими увязали нарты, запрягли оленей и сидели у костра, нетерпеливо поглядывая в лес. Андрей Ермолаевич, пользуясь случаем, дополнял записи во вчерашнем отчете.
Бандиты тем временем зашли с двух сторон. Верзила с Плешивым затаились за буреломом и ожидали от Совы условного сигнала — «карр, карр», подтверждающего, что вторая пара тоже на месте. В это время Васкэ на свою беду надумал облегчиться. Подойдя к многоярусному завалу, он присел.
В этот момент Верзила перегнулся и отработанным движением зажал парнишке рот огромной ладонью.
Потом, держа у виска наган с взведенным курком, вывел из леса к табору:
— Эй, рудокопы! Живо сюда оружие и финки. Послушаетесь — никого не тронем, вздумаете дурить — пацану кранты. И вас братки держат на мушке. Дошло, фраер? — Верзила буравил тяжелым взглядом топографа, в котором сразу определил начальника.
Андрей Ермолаевич тотчас понял, что у этого звероподобного типа рука не дрогнет и кивнул своим. Когда распоряжение было исполнено, Верзила приказал всем снять обувь. Вышедшие из леса подельники сложили ее в мешок и приторочили к нартам.
Сова, ежась под взглядами, полными ненависти, шепнул бугру:
— Замочить бы. Без свидетелей в натуре будет.
— Не очкуйся. Сами перемрут, — заржал в ответ главарь.
Бандиты расселись по нартам и уехали, забрав с собой Васкэ.
