Золотая змея. Голодные собаки - [35]

Сколько поминаний, столько раз читается молитва. Вот и Рохе помянули. «А-а-а… и-и-и… о-о-о… а-а-ами-и-нь». Над неподвижной плотной массой голов, платков и пончо голоса, слившись с густым запахом ладана, поднимаются к деве Марии, к богу, поют им хвалу, молят о прощении живых и спасении усопших.

А потом снова танцы.

Песни и музыка наполняют ночную долину, ветер раскачивает деревья, и кажется, что они тоже танцуют, что река весело смеется, а эхо, вторящее нашим ликующим крикам, — это голос самих скал, которые радуются вместе с нами.

Мимо домов пробегают и быстро теряются в темноте парочки, — кого уже повенчали, а кого еще и нет, — чтобы под шатром сверкающих звезд, на земляном ложе, остерегаясь змей, опьянев от вина и любви, отдать друг другу огонь своих тел и сердце, огонь жарких мараньояских ночей.

* * *

Много хлопот в эти дни у Флоренсио Обандо, — ведь он у нас самая главная власть, — много у него неприятностей и забот. Наш староста, как всегда перед праздником, выбрал себе помощников — двух здоровенных парней. Чуть кто-нибудь не в меру разбушуется, крепкая затрещина быстро уложит его на землю — пусть проспится.

Все очень уважают Флоренсио. Прошло много лет с тех пор, как жители долины единодушно выбрали его своим старостой, а до него начальники менялись один за другим. Власти одобрили наш выбор, и дон Флоренсио получил титул «лейтенанта-губернатора»[27] Калемара. Ему вручили гербовую бумагу и печать, которыми он, между прочим, почти никогда не пользуется, за что и завоевал всеобщую любовь.

Да что и говорить, он свое дело знает. И никому еще не удалось склонить его на свою сторону подношениями — курицей, например, или тыквой с каньясо, — когда речь шла о том, чтобы арестовать или, наоборот, освободить кого-нибудь. В главный город нашей провинции он тоже никого не отправляет — запрет виноватого в церкви, конечно, если там нет службы, и на том дело кончается. А когда приключилась эта история с бальсовым деревом, как быстро он сумел разобраться, что Мартин сам толкнул Пабло на убийство! А как соврал, что понятия не имеет, где братья Ромеро, когда их разыскивали полицейские! Вот потому-то его все и уважают. Но особенно полюбили Флоренсио после того, как он сочинил песенку, которую теперь распевают по всей округе на мотив маринеры:

Я — это раз,

я — это два,

я — губернатор

и лейтенант.

Лет ему уже немало, меньше пятидесяти не дашь, и как посмотришь на него, сразу скажешь — с головой человек. Перечисляя его достоинства, нельзя не упомянуть и о том, как он ловко устраивается, не умея ни читать, ни писать. Когда ему приходится посылать какую-нибудь бумагу своему начальству, губернатору Бамбамарки, с просьбой не судить слишком строго людей из нашей долины, или с объяснением, почему он не арестовал какого-нибудь бедокура, выводить каракули садится его сын, а сам староста, то ли желая подчеркнуть особую важность документа, то ли просто, чтобы подтвердить свое согласие с тем, что в нем написано, ставит печать на всех четырех углах страницы.

Сейчас Флоренсио Обандо в сопровождении своих помощников ходит взад-вперед по деревне: надо присмотреть, чтобы у селендинцев чего-нибудь не украли, надо и драчунов разнять, и крикунов утихомирить. Ну и, само собой, промочить горло тоже не мешает.

В эти дни, когда церковь открыта круглые сутки и приспособить ее под тюрьму никак нельзя, нужно особенно строго следить за порядком и вовремя принимать меры. Если кто забыл, что следует уважать начальство и вести себя как положено, «помощники» живо напомнят, какова власть Флоренсио Обандо, старосты Калемара.

* * *

Сегодня утром в церкви опять была служба, третья по счету и первая поминальная, из тех, что заказывали наши прихожане. И хотя нас мучила отрыжка и икота, — сколько было съедено и выпито за ночь, сколько коки пережевано! — и хотя устали мы порядком, молились все очень усердно. Да ниспошлет господь мир и благодать душам наших покойничков!

Но скоро народ стал поговаривать, что у священника в чаше было не красное вино, а смесь тростниковой водки с маисовой и что будто привезенную с собой бутылку вина он распил вчера вечером вместе с Хуаном Пласой.

Как все всполошились! А один бамбамаркинец пошел к святому отцу спросить, когда тот будет служить заказанный им молебен.

— Я отслужил его сегодня, сын мой, — услышал он в ответ.

Тогда к нему отправились и другие с тем же вопросом, и всем он отвечал одно и то же:

— Я отслужил его сегодня, сын мой.

Пошли суды да пересуды — что это, мол, за молебен такой был? Люди удивлялись, возмущались и наконец решили послать несколько человек к святому отцу выяснить, что же все-таки произошло.

Священник, выйдя на галерею домика Мануэля Кампоса, — они с Кампосом старые приятели, оба родом из Патаса, — выслушал посланных с очень серьезным видом, надув щеки и высоко вскинув густые брови. Он снизошел до объяснений и, воздевая руки к небу, сказал:

— Смысл молебнов, дети мои, в божьей благодати… Можно ли отслужить одну службу и разом помянуть всех? Конечно, можно. Ведь когда просишь господа ниспослать вечный покой, так не все ли равно, за каждого в отдельности просить или за всех вместе?.. Это разрешено святой церковью, во главе которой стоит сам папа, тот, что живет в Риме и заменяет нам господа бога, пребывающего на небесах…