Золотая Трансцендентальность - [28]

— Вот вирус, всю Вторую Ойкумену поразивший. Он поразит и тебя, вслед за мной — и я для тебя великодушным спасителем стану. Зачем борешься? Ты не можешь пошевелиться, скоро разучишься думать. А как же кровавая расправа, Фаэтон? Как же клятва? Как тебе воображения хватило вообразить победу, а?

В этот миг в Нептунца влилось подкрепление тела. Деятельность мозга удвоилась, учетверилась, вернулась на прежний уровень.

И на секунду остановилась. От черепа человека к висящему в синей мути основному мозговому узлу Нептунца вёл нервный отросток. В жидкости угадывались эндокринные всплески — нептунский ужас. Потрясение.

— Подождите. Мы ошиблись. Лицо не то. Ты не Фаэтон. Всё не так… Ты…

Вспомнил. В мембранах всех клеток кожи до единой — наномеханическое энергооружие. По эндокринной системе прошёл приказ — "Огонь!"

Истязающим мгновением тело полыхнуло огнём. Через кожу во врага выпущен заряд из миллиардов начинённых позитронами фуллеренов, позитроны отменяли электроны в яростной излучающей судороге. Примыкающая плоть Нептунца вспыхнула.

Одновременно потайное оружие из нервной ткани (замаскированное под творческий отдел мозга) отправило на обхватившую череп паутину порцию нервно-разрушающего агента, плавя клетки и туманя рассудок врага.

Кожа разошлась, с головы до пят его покрывала собственная кровь. Нептунец начал распадаться.

Ещё вспомнилось. Кровь — отрава. Наряду с белыми и красными, у него были и так называемые чёрные кровяные тельца — войско сборщиков и разрушителей, запрограммированное отравлять, растворять, отменять, разделывать [27] любую чуждую биологическую субстанцию. Нептунец таял.

Когда ошпаренный Нептунец растёкся по сторонам, человек перекатился, схватил катану Аткинса, вскочил на ноги. Кровь его искрила — тепло наноперестройки чёрных кровяных телец превращалось в белый радиошум. Сигналы захлебнулись в помехах, ноуменальные программы отказали, передача мыслей прекратилась.

С боевым кличем на устах, одним бесконечно изящным движением человек сделал выпад. Уверенная стойка, могучая отточенность движения — просто шедевр боевых искусств. Превосходно закалённое лезвие проткнуло податливую кожуру Нептунца так, как бы ни один энергетический разряд не справился, и ровно разрезало те нервные узлы, в которых искусственно обострённые чувства почуяли мысль Молчаливого. Мозг оказался тюрьмой мысли — кипяток из крови заглушал все радиоволны.

Обратным взмахом он повторно рассёк мозговое вещество — на всякий случай. Встал прямо, устойчиво. Полюбовался отражением света на прекрасной, старинной стали и опустил меч туда, где, не будь он совершенно нагой, висели бы ножны.

В косом круговороте нептунского мяса, в некоторых клубнях мозга всё ещё длилось нейроэлектронное тление. Уцелевшие программы всё пытались исполнить приказы Молчаливого. Около стопы лежал меч поменьше — тот вакидзаси, что при первом пробуждении висел под символьным столиком. Клинок пережил геенну под доспехом Фаэтона, вместе с обломками столика — ему повезло угодить под ноэтический прибор.

Пинком он подбросил ножны, схватил на лету кинжал левой рукой и рывком кисти оголил сталь, отправив ножны дальше, отвесно вверх.

Держал он не старинное оружие, а современное. Оно выглядело как кинжал — чтобы протыкать, когда заряд кончится — но батарея была полна. Мазнув взглядом по встроенной в лезвие управляющей пластинке — чтобы оружие отслеживало указующие движения глаз — он перевёл взор на то, что видеть больше не желал.

Разум-воитель в рукояти уловил подрагивания зрачка, продолжил линию взгляда и отправил в цели заряд ещё до того, как хозяин взглянул на них. С распылителей на лезвии и острие клинка срывались выбросы разнообразнейших энергий, стрекотали очередьми наноснарядики — губя Нептунские тела и микроорганизмы.

Клинок просвистел приказ. Заражённые части корабельного рассудка отсекло. Был составлен перечень добивающих мер. Оставшийся в воздухе разведрой перепрограммировался и перестроился на новое задание — отключение проявителя призрачных частиц, присосавшегося стаей нейтрализаторов к антиводородным шарам и двигателю корабля.

Всё это — за мгновение ока, обожжённого светом спархивающих с кинжала пламенных молний.

Ножны долетели до вершины и повернули вниз. Он подставил левую руку так, что ножны насадились на пылающий клинок.

Огляделся — мостик разгромлен, обуглен. Враг пал. Он один.

С ужасом посмотрел на окровавленные ладони, на искры и пар от них, на кинжал и на почему-то знакомый меч.

И выхрипел гортанно:

— Кто я, блять, такой?

С дальних балконов зала, закончив осмотр уцелевших оценивающих блоков, оглянулся Руфус. Первый пёс на Марсе вытянулся на задних лапах, опёрся на поручень, положил морду промеж лап передних и уставился вниз, на дымный круг гари. Обнажённый человек с обнажённым мечом взглянул в ответ.

— Разве не очевидно, уважаемый? Вы — Аткинс.

Собака говорила как Фаэтон.

— Ни хрена. Не хочу в Аткинсы. Я — Фаэтон. Я это воздвиг!

Ещё окровавленной катаной он выразительно обвёл окружавшие развалины капитанского мостика. Голос на Фаэтонов не походил.

— Прошу извинить меня за прямоту, сэр, скажу, не покривив душой. Наполовину вы — не дружеский шарж на меня и мои убеждения, в остальном — чистый Аткинс. Что показательно — вы зачем-то убили Ао Варматира, хотя можно было взять его живым и вылечить от безумия! Возмездие? До чего вредное понятие! Диомед даже не умер! Вы же сами перед переговорами записали его на ноэтическое оборудование, как и большую часть Ксенофона.