Золотая рыбка - [37]

Она застыла, в растерянности прижимая к себе букет. «Папочка, папа!» – замер на ее губах немой вопль, но она была его дочерью, а значит, не имела права позволить себе раскисать!

Вера стояла, глядя на маленькое, разом ставшее детским лицо отца, с бумажной лентой на лбу со словами молитвы. «Ныне отпущаеши раба твоего…» – низким басом возвещал священник, ему вторил хор, и чистые, проникновенные голоса разносились под сводами храма, и творимое священником таинство объединило собравшихся вокруг гроба людей в единое братство…

«Отец, я обещаю… – Вера бережно положила розы возле его лица. – Я стану тебя достойна! Я сделаю все, чтобы уберечь наш род… Я не знаю, сколько сил потребуется на это, но знай, теперь они у меня есть».

Стали прощаться. Вера приникла губами к холодному лбу, на миг ей показалось, что колени ее подгибаются и сейчас она упадет, не выстоит, но тут она почувствовала, что Алеша поддержал ее под руку, и устояла, только пошатнулась едва заметно…

Гроб подняли высоко на руках, вынесли из церкви, и траурная процессия двинулась вдоль нескончаемого ряда могил. Одни могилы утопали в цветах, другие были совсем заброшены – кладбище обнажало печальную судьбу тех, кто ушел в небытие, не оставив потомков. Или потомки лишены были чувства верности памяти предков… Это было ужасное зрелище: покосившиеся кресты, жалкие холмики, почти сровнявшиеся с землей осиротевшие безымянные могилы… Но над всеми – и над ухоженными, и над позабытыми – чирикали воробьи, набухали почки, вольный ветер взметал груды прошлогодней листвы, обнажая влажную, пропитавшуюся талым снегом землю, готовую ожить…

Жизнь противилась смерти. Она превозмогала смерть. И, словно в подтверждение этому, над Ваганьковом расступилась свинцовая пелена и проглянул бездонный сияющий голубой лик небес.

Вера чуть поотстала, чтобы перевести дух, оперлась на какую-то ограду и постояла с минуту, глубоко вдыхая свежий весенний воздух.

Поравнявшаяся с ней пожилая женщина в черном кружевном платке тоже приостановилась, оглядывая могилы.

– Лучшие уходят… – обратилась она к Вере. – Кончилось наше время. Все хорошее кончилось.

– Ну что вы, не надо так думать. – Вера поправила ее сползавший на плечи платок. – Всегда есть что-то хорошее.

– А! – Женщина безнадежно махнула рукой. – Это вам, молодым, так кажется. А у нас, стариков, какие радости…

– Но ведь и Владимир Андреевич был совсем не молод… А как жизнь любил, как интересовался всем, с какой радостью любую добрую весть принимал… – Она вспомнила, как впервые пришла к нему в Хлебный, как он ожил, узнав, что она – человек ему посторонний – решилась писать роман… – Он и в старости был полон жизни. Просто он любил жизнь и верил в нее. Всегда верил в хорошее!

– Так это он! – с тою же безнадежностью в голосе возразила незнакомка в платке. – Он всегда был исключением из всех правил. Я-то уж знаю – не один год с ним вместе на кафедре проработала. А вы, наверное, одна из его студенток?

– Каких студенток? – удивилась Вера.

– Ну как же, он ведь долгие годы в историко-архивном у нас читал лекции, семинары вел. Студенты его обожали. И здесь я вижу много его студентов – не забыли… Его невозможно забыть.

– Да! Но я не его студентка…

Вера поспешила догнать процессию, свернувшую с основной аллеи направо, в узенькую аллейку, где все чаще попадались старинные памятники и надгробия.

«Папа, я совсем ничего о тебе не знаю… – подумала она, зябко кутаясь в свою шаль. – Но я узнаю, я по крупицам восстановлю твою жизнь. И Алеша мне поможет».

Алеша… Он шел впереди, согнувшись под тяжестью гроба, который плыл по воздуху, чуть покачиваясь на руках. Плыл к последнему пристанищу на земле…

В эти страшные дни Вера старалась не думать о брате, надеясь, что жар выжжет в ее сердце любовь… Но надежды ее были тщетны, а жар только еще сильней воспламенил разгоравшееся чувство – любовь оказалась сильнее родства! Она ничего не могла с собою поделать…

И отец, которого провожала она в последний путь, будто незримо помогал ей, отвлекая мысли, не давая сосредоточиться на той воспаленной точке в сознании, где слились воедино любимый и брат, слились…

И сегодня… она не должна, она не будет думать об этом. Об этом кошмаре, который разрывал ее душу… Сегодня она прощается со своим отцом! А завтра… Пусть оно сначала настанет.

Гроб опустили на землю возле группы старинных надгробий, над которыми застыл в немой скорби мраморный ангел, распростерший крыла. Надгробия со всех сторон и даже поверху – наподобие крыши – обнесены были плетеным сетчатым ограждением. Сетчатая же дверца была распахнута, в глубине этого подобия склепа зияла могила с высоким холмиком свежевыкопанной земли. Чуть поодаль, облокотясь на лопаты, покуривали могильщики, без всякого интереса, равнодушно следившие за приближением траурной процессии.

Вера постаралась протиснуться поближе к склепу, видя, что Алексей снова ищет ее глазами поверх сгрудившейся толпы. Наконец это ей удалось, и она почувствовала, как его ладонь успокаивающе и крепко пожимает ее руку. Их взгляды встретились. Взгляд его был тверд и непроницаем, и она поняла, что он тоже, как и она, старается отогнать от себя мысли о них, сосредоточившись на похоронном обряде.