В этот день мы объездили два залива, причаливали к затопленным деревьям и забирались на их макушки.
Домой дядя снова тащил три километра на подушке свой мотор и приговаривал:
- Нет, а здорово мы с тобой отдохнули, а?
У калитки нас встретила тётя Маша.
- Опять за старое, Серафим?! - сказала она.- Меня не слушаешь, так хоть бы людей постыдился. На кого похож: брюки подвернул, босой, шея в саже… Смотреть даже противно! А ведь ты начальник отдела…
И тётя почему-то стукнула меня по спине.
Вскоре тётя Маша уехала на целый день в Москву, а я на даче остался один. Я пригласил к себе в гости Толяя - он приехал на велосипеде - и показал ему мотор.
- Не работает? - спросил он.
- Нет.
- Чепуха! - заявил Толяй.- У меня заработает.
Он, оказывается, уже однажды возился у себя на лодочной станции с таким мотором.
Мы привязали мотор к велосипедному багажнику и повезли на водохранилище.
Толяй жил неподалёку от лодочной станции. Он принёс бутылку чистого авиационного бензина, и мы установили мотор на лёгкую шлюпку.
Я отгрёб подальше от берега, и Толяй дёрнул за верёвку. Мотор так рванул вперёд, что мы чуть-чуть не выпали из лодки! Под носом зашумела вода.
- Хватай за руль! - закричал я и кинулся к Толяю.
В этот момент тонкая, а может быть, и подгнившая доска на корме, к которой был прикреплён мотор, разломилась, и наш мотор бухнулся в воду.
- Ты что сделал?! - закричал я и схватил Толяя за воротник.- Прыгай за ним!
- Отпусти,- сказал Толяй.- А то банок заработаешь… Что же делать? Здесь глубина - семь метров!
Проплыл быстроходный катер, большая волна отнесла нас в сторону, и через минуту мы уже не могли точно сами себе указать, в каком месте были погребены три лошадиные силы.
Ехать не велосипеде с водохранилища Толяю было легко.
Но мне тяжело: душа у меня разрывалась от горя. Дядька, я чувствовал, меня, пожалуй, убьёт за такую потерю. Да и от тётки влетит. Хоть она и была против мотора, но всё-таки это вещь и денег стоит. Провались пропадом вся эта дача и всё это водохранилище! И надо же было сегодня туда поехать! Да и от мамы попадёт: она ведь должна будет заплатить деньги за мотор…
На даче за столом сидели уже приехавшие из города дядя Сима, тётя Маша и с ними какой-то человек в галстуке и в очках.
- А-а… племяшек, купался? - сказал дядя.- Вот познакомься, инженер Соломон Моисеевич, самый что ни на есть конструктор этих лодочных моторов. Готовь наш аппарат. Он его живо наладит. И сегодня же мы отправляемся в ночной поход.
Тётя Маша опять постучала рукой себя по лбу и принялась разливать чай.
- А чего его готовить?..- тихо сказал я.- Он уже… готов.
- Что же, ты его уже отнёс на канал? - поинтересовался дядя.
- Да.
- И где ты его оставил?
- На дне,- ответил я в открытую.- Мы стали запускать, а он… он потонул.
- Утонул? - обрадованно спросила тётя и, подскочив ко мне, поцеловала меня.- Вот умник! Вот спасибо! Честное слово, утонул?
А дядя ни слова мне не сказал. Он задумчиво подпёр кулаком подбородок и стал смотреть в окно, за которым искрилась полоска водохранилища и виднелся высокий серебряный маяк, похожий на марсианина.
Когда отец уходил на работу, Андрюша, по обыкновению, ещё крепко спал или дремал. В утреннем полусне мысли были какие-то ленивые, неясные и путаные. Андрюша слышал, как мама и папа о чём-то шептались, как на столе звякали чашки, но, сколько раз он ни пытался проснуться в этот момент и сказать: «Ну, папка, до вечера!» - из этого ничего не выходило. А может быть, проснуться не удавалось потому, что Андрюша знал, что он вечером всё равно увидится с отцом - будет слушать его рассказы о заводе, будет с ним бороться на диване.
Отец всегда приходит с завода усталый. Он медленно щепотью пальцев потирает переносицу, на которой красная полоска от очков, затем складывает на груди руки и, уставившись в одну точку, молчит. Но стоит Андрюше после обеда вспрыгнуть к нему на колени и сказать: «Пап, давай бороться, а?» - усы у отца разъезжаются в стороны, а глаза насмешливо прищуриваются.
- Это с кем бороться? - задорно спрашивает он.- С тобой? Да я тебя сейчас одной левой на обе лопатки положу.
Оба они сопят, задыхаются, иногда сваливаются с дивана на пол. Отец не хочет на лопатки ложиться - старается. Но, видимо, из-за того, что силы у них почти равные, выигрывают борьбу они попеременно. То Андрюша кладёт отца, то отец Андрюшу. А потом отец вытирает пот с лица, поправляет рубашку и говорит:
- Ну, повозились - и хватит, пора работать! - и направляется к себе в комнату.
Там у него на столе чертёжная доска лежит, на стенах висят разные лекала, рейсшины и треугольники. А в шкафу 6 разноцветных переплётах стоят технические справочники.
После такой французской борьбы, говорит отец, ему всегда хорошо работается. Тело становится бодрым, а мысль ясной. Действительно, он засиживается далеко за полночь: вычерчивает какие-то детали, считает на специальной линейке, с цифрами и подвижным стёклышком - такая линейка называется логарифмической,- и роется в справочниках…
Как-то раз, придя с работы, отец за обедом рассказал Андрюше и маме о своих делах на заводе - дела были хорошие - и, помолчав немного, добавил: