Золотая решетка - [26]

В Тулоне все формальности были улажены с такой неожиданной легкостью, что Агнесса совсем успокоилась. Чиновники супрефектуры невозмутимо отвечали на все ее вопросы, заверили, что не потребуется никаких дополнительных документов, что на контрольном пункте ей достаточно будет предъявить телеграмму, и, разъяснив ей все это, углубились в свои бумаги. Агнессе оставалось отправиться на вокзал. А чего только не рассказывали им с первого дня перемирия! Путешествие в Париж, пересечение демаркационной линии - все это превращалось в полулегендарное предприятие, столь же героическое, сколь и гибельное... Видно, людям мало тех реальных бед, которые обрушились на Францию: еще от себя добавляют! И если кому-нибудь удается совершить это путешествие, то он думает лишь об одном - как бы выставить себя в наиболее романтическом свете. А между тем достаточно было посмотреть, как спокойно работали в канцеляриях супрефектуры, чтобы убедиться: страна продолжает жить своей жизнью. Агнесса легкими стопами продвигалась по авеню Вобана. Чемодан, содержавший несколько банок с консервами для Буссарделей, показался ей не очень тяжелым.

Приближался полдень. В окошко вокзальной кассы ей без всяких осложнений продали билет на Париж и на вопрос о ближайшем поезде информировали, что дневной скорый поезд из Ниццы, идущий по маршруту Марсель - Лион - Дижон Париж, еще не прибыл. Дожидаться пришлось недолго, и вскоре Агнесса очутилась в поезде. Народу было не так уж много. Агнесса нашла свободное место в одном из купе. Поезд тронулся, и не успел он еще обогнуть Бандольскую пристань, как Агнесса вздрогнула. В глубине коридора послышался звон колокольчика, давно уже забытый звук. Агнесса узнавала его по мере того, как он приближался. Мимо дверей купе прошел официант вагон-ресторана, приглашая пассажиров первой очереди к столу. Агнесса обратилась к нему с вопросом: есть ли свободные места? Она ведь не заказывала... Но и на сей раз ответ был успокоительный.

Кормили в вагон-ресторане не бог весть как, и от Агнессы не ускользнуло, что на стограммовый талон ей подали от силы восемьдесят граммов хлеба, но сама атмосфера, любезность официантов, сервировка и даже характерное позвякивание посуды - все напомнило Агнессе о милых путешествиях мирного времени. Столики, за которыми сидели обедавшие пассажиры, занимали меньше половины вагон-ресторана. Через стеклянную перегородку можно было видеть отдельно обедавшую группу - всего четверо пассажиров, которых обслуживал специальный официант. Так как завтрак подавался по самому упрощенному меню, разборчивые клиенты, отделившиеся от простых смертных, налегали на вино; им принесли ведерко, из которого глыбой торчал лед, а изо льда - бутылка шампанского с золотым горлышком. Посмотрев на них, Агнесса вспомнила тетю Эмму и ее рассуждения насчет железных дорог. Старая девица Буссардель, похвалявшаяся тем, что помнит еще дилижансы, считала поездки по железной дороге напрасным расточительством. Для нее путешествие было некоей неприятной повинностью, которую люди, знающие жизнь, должны переносить без ропота. Сама тетя Эмма не решалась пользоваться спальными вагонами, ибо, по ее уверениям, рано или поздно ты в случае крушения очутишься в одной ночной рубашке на насыпи; тетя Эмма предпочитала таскать с собой провизию, лишь бы не притрагиваться к отвратительным обедам вагон-ресторана. Когда ей приходилось видеть в общественном месте, в ресторане и особенно в вагон-ресторане людей, старавшихся блеснуть, показать себя требовательными гастрономами, она заявляла: "Нашлись тоже Лукуллы". И при случае любила громким голосом сообщить своему спутнику или спутнице, посвященным в эту игру: "С нами, кажется, едет Лукулл".

Агнесса невольно улыбнулась этому воспоминанию и продолжала наблюдать двух Лукуллов и их спутниц за стеклянной перегородкой. Тут были две девушки и двое юношей, в которых все выдавало завсегдатаев Лазурного берега, или, скорее, мыса Круазет: и костюм, и прическа, и загар, не сошедший даже осенью. Говорили они громко, выкрикивая английские слова: dear {дорогой (англ.)}, good gracious {большое спасибо (англ.)}, официанта подзывали криком: Steward! {Официант! (англ.)} - и все это делалось, конечно, в расчете, что их услышит весь вагон.

Вдруг Агнесса вспомнила, что двоих из этой группы она знает. Это были брат и сестра Сиксу-Герц. Ей приходилось встречаться с ними в свете еще до войны; Буссардели не сближались с господами Сиксу-Герц, хотя семья эта была в почете в кругах крупных банкиров и акционеров. Контора Буссарделей вела с ними дела, но домами они знакомы не были. Агнесса нисколько не удивилась, обнаружив их здесь, в неоккупированной зоне, но ее ошеломил их хвастливый тон. Когда же поезд подошел к Марселю и они поднялись, готовясь выйти, она постаралась отвернуться и низко нагнулась над сумочкой, будто искала в ней что-то; ей не хотелось здороваться с этими господами. Они прошли совсем близко, и Агнесса еще раз услышала громкую речь и плохую подделку под оксфордское произношение.

- We Gaullists,- воскликнула одна из молоденьких дам, - we know how all this will end {Мы, деголлевцы, мы знаем, чем все это кончится (англ.)}.