Золотая пучина - [156]

— Своеобразие текущего момента в России состоит в переходе от первого этапа революции, давшего власть буржуазии в силу недостаточной сознательности и организованности пролетариата — ко второму этапу, который должен дать власть в руки пролетариата и беднейших слоёв крестьянства.

— Во-во, беднейшим. А когда же это Ленин в Рогачёво-то наведывался? Не был? Дык откуда ж он знает, што Кузьму и Устина в комитет избрали?

Иван Иванович задумался.

— Ленин призывает: «Никакой поддержки Временному правительству». Вавила, он не слишком упрощает вопрос? Может быть третий путь.

— Какой? Вы искали этот третий путь всю вашу жизнь. И то царь, то Ваницкий сажали вас в собачий ящик. Да не вас одного. Вы и товарищей с собой волокли. Так вы с нами или против? Друг вы нам или враг?

— Обалдел! Неужели старый учитель когда-нибудь делал тебе плохое?

Вавила показал на своё плечо.

— Не вы в меня стреляли, но из-за вас, из-за вашего упрямства я получил эту пулю. Итак, решайте — с нами вы или против?

Егор схватил Ивана Ивановича за локоть, сжал.

— Неужто пойдёшь супротив нас?

Иван Иванович ничего не ответил.

Стемнело. Неслышными тенями заметались над костром летучие мыши. Они возникали внезапно, словно рождались самой темнотой, и так же неслышно взмывали ввысь, в ночное небо.

Красные отсветы костра метались по худому лицу Егора.

— Слышь, робята, я так понимаю, подмогнуть бы Ленину надо, — убеждённо сказал он.

Эти слова вызвали у Ивана Ивановича смех. Но Егор не смутился.

— Непременно надо Ленину подмогнуть. Давайте отпишем ему письмо: есть, мол, такое село Рогачёво, в нем живут Вавила, Егор, Кирюха, Федор. Всех надобно перечесть. Как, мол, начнешь эту самую власть утверждать, так только весточку подай, мы сразу тебе подмогнём. Верно я говорю, робята? И ещё надобно ему наказать, штоб поскорей власть-то делал, а то у нас харчи на исходе.

«Наивность какая, — думал Иван Иванович. — Нужно Ленину такое письмо. Вот и выбирай, с кем идти. С Егором?» — и невесело рассмеялся.

— А я думаю, правильно говорит Егор, — неожиданно поддержал Федор.

И Вавила согласился.

— Конечно, правильно. В Питере сейчас собирают силы. Ночи не спят. На десять рядов пересчитывают и прислушиваются, чем народ дышит. А наше письмо им покажет, что и в далекой Сибири услышали голос Ленина. Поняли. Ждут. И написать надо, какие силы за нас и какие ещё против нас. Все написать надо, без всякой утайки.

Вавила достал бумагу, карандаш, устроился у костра поудобней, положил лист бумаги на доску. Егор, Федор склонились над листком. Только Иван Иванович встал чуть поодаль.

— Пиши, пиши, — волновался Егор. — Пиши, значит, Питер…

— Петроград, — переводил про себя Вавила.

— Самому главному, Ленину, — продолжал диктовать Егор и подбрасывал в костёр дрова, чтоб виднее было писать. — Самому главному, Ленину…

— Петроградскому Совету рабочих и солдатских депутатов, — переводил Вавила и, подумав, добавил — Если возможно, ознакомьте с письмом товарища Ленина.

— Пиши, значит, — торопил Егор, — прочли мы, как там… Вавила, значит, твою бумагу. Правильно ты в ней обсказал. Не сумлевайся, мы тебя всей нашей силой поддержим. А сила наша растет. Недавно по всей, мол, округе токмо Вавила да ещё Кирюха за большаками шли, а теперича, почитай, весь прииск за нами. Да в селе Рогачёве не меньше пятой части. А — скоро ещё больше будет. По нашим местам вроде бы рановато малость власть эту самую брать, но скоро, поди, будет в самую пору. Как увидим это, так тебе и отпишем. А ты тоже нам отпиши, как у тебя.

В другой бы раз Иван Иванович, слушая Егора, не выдержал, рассмеялся, но сейчас поймал себя на мысли, что много раз он не соглашался со словами и делами Вавилы, и всё же почти всегда Вавила был прав. Может быть, он прав и сейчас? В Петрограде действительно должны знать, что творится в самых глухих уголках России. И пусть не придёт ответ на это письмо, но надо сплотить силы небольшого отряда. Это письмо — клятва Егора, Федора, Вавилы, всех их.

Когда Вавила закончил писать, Иван Иванович, неожиданно для себя, подписался вместе со всеми. И, подписавшись, испытал странное, непонятное для него волнение.

— Теперь будем ждать… — сказал он.

— Ждать нам, Иван Иваныч, нельзя ни минуты. Мы сидели в тайге, пока не знали что делать. Теперь надо выходить из тайги к людям и действовать. Как, где — давайте обсудим. Городской комитет прямо нам указал: выходите из тайги, уходите подальше в степь, где вас не знают, и агитируйте за настоящую революцию, агитируйте за большевиков. С кем вы, Иван Иванович?

Иван Иванович молчал. Вавила не торопил.

— Подумайте. Но завтра мы должны твердо знать— с нами вы или нет.

Когда легли спать, Вавила, рассказывая последние деревенские новости, вскрикнул:

— Эх, чуть не забыл. Ксюха-то, Ксюха, накануне свадьбы с одноглазым Сысоем сбежала.

— Как сбежала?

— Очень просто. Как обычно девки с полюбовниками убегают. Сели утречком на лошадей и уехали в город с Сысоем.

Начинался пятый день пасхальной недели. Празднично ласковый, по-весеннему яркий. Степь зеленилась, а в тайге ещё снег. Солнце стегало лучами сугробы. И они на глазах оседали, сбегали по склонам клокочущими ручьями.