Золотая паутина - [13]

— Ясно, товарищ подполковник. — Воловод, видно, решил, что разговор окончен, приподнялся, но Русанов жестом попросил его задержаться.

— Вот вы работали на «Электроне», Андрей. Документацию изучали, знакомились с работниками бухгалтерии… Интересовались, наверное, какими именно способами могли бы уходить с завода золотосодержащие детали, отходы?

— Спрашивал, конечно, Виктор Иванович, — охотно отозвался Воловод. — Сам думал. Но ни к чему не пришел, если честно сказать. Понимаете, сигнал не подтвердился, а фантазировать можно долго и безрезультатно.

— Да нет, результаты иногда из фантазий рождаются, — Русанов поглядывал уже на часы, время поджимало. — Но фантазии нужно строить не на пустом, разумеется, месте.

Воловод, попрощавшись, ушел, а Русанов стал размышлять над его словами, поведением, терзая себя сомнениями: нужно ли это делать? Капитан милиции человек добросовестный, честный (Воловода он знает еще по уголовному розыску, Андрей работал там, хотя и недолго). Другое дело, что он, кажется, что-то не договорил. Да и Битюцкий не сказал ему, что «Электроном» уже занимался.

Виктор Иванович набрал номер, Битюцкий отозвался тотчас же, вопрос выслушал спокойно, засмеялся:

— Да черт его знает, Виктор Иванович, может, я и посылал Воловода в прошлом году. Таких проверок у меня за день десятки. А он еще у тебя? Ушел?… Ну ладно, Виктор Иванович, проверим в этот раз более тщательно. Хотя я не очень-то верю. Какой-то звонок… Кто знает. Ко мне вон домой шутники «Скорую помощь» вызывали… Короче, проверим все как полагается, не беспокойся.

Голос Битюцкого был что-то уж чрезмерно бодрым, наверное, Альберт Семенович хотел загладить вину перед Русановым — не сказал же о проверке «Электрона» в прошлом году. Но, с другой стороны, мог и в самом деле забыть, не придать значения. Все логично, правдиво.

И все равно Русанову что-то не нравилось в этом диалоге с милицией. Что-то мужики утаивают. Нельзя сказать, что темнят, но и о предельной искренности говорить не приходится. Скорее всего, обижены, что чекисты интересуются «Электроном»: мол, и без вас бы разобрались, ловите своих шпионов. И Русанов мог бы, пожалуй, удовлетвориться этим, если бы оба они, Битюцкий и Воловод, не убеждали его так горячо: с учетом золотосодержащих деталей на заводе все в полном, чуть ли не в идеальном порядке. Это настораживало.

«Ладно, пусть дня три-четыре Воловод поработает на «Электроне». А мы пока займемся поисками «кавказца», — решил он.

Домой Виктор Иванович пришел в тот момент, когда телевизионная программа «Время» рассказывала уже о прогнозе погоды на предстоящие сутки: на экране их семейного «Рубина» чередовались осенние желто-зеленые пейзажи регионов и плыли снизу вверх крупные белые цифры. Показали и кусочек их города, центральную площадь с оперным театром, потом экран занял купол Исаакиевского собора, здание МГУ, ворох осыпавшихся листьев в каком-то московском дворе.

— Витя, ну мы тебя заждались совсем! — Зоя торопливо выскочила в коридор. Была она в голубом цветастом платье, которое Русанову нравилось, и жена знала об этом, аккуратно и красиво причесанная, надушенная. Близко подошла к нему, и он увидел ее действительно заждавшиеся глаза, извинился — не мог раньше.

— Не мог, не мог, — ворчала жена, засуетившись у накрытого уже стола. — Позвонил бы.

— И позвонить не мог, — сказал он со вздохом, и с ним как бы ушел его многотрудный, напряженный день, все волнения и хлопоты — наконец дома.

— А Сергей где?

— Сейчас я позвоню, придет. Он у Бориса, — сказала Зоя.

Пока Русанов умывался, пришел сын — с шумом, с молодым, бодрым запахом улицы, с желанием сразу же садиться за стол.

— Да погоди ты, отец умоется, — говорила мать, любуясь им — высокий, статный вымахал у них наследник: губы и глаза отцовские, нос только сплоховал, нос — деда. Сергей никогда деда не видел, да и Зоя помнит его едва-едва. Он ушел на фронт в первые дни войны и не вернулся. Осталась от него старинная фотография на стене да несколько писем жене…

— Па, скоро ты? — нетерпеливо спросил Сергей, и Виктор Иванович поскорее закончил мытье, понимая, что все проголодались, но не садились без него за стол, ждали.

В двухкомнатной их квартире было тепло, уютно. Зоя умела создавать этот неприхотливый, но располагающий к отдыху и душевным разговорам уют, хотя ничего особенного ни в обстановке, ни на стенах не было — обычное современное жилье. Просто у жены были вкус и любовь к ведению домашнего хозяйства, она все умела делать: и рукодельничать, и готовить обеды, и принимать гостей, и любить самых близких для нее людей — мужа и сына. Работала она в поликлинике, доброту и милосердие к людям впитала, наверное, со студенческой скамьи мединститута, а скорее всего, это у нее от природы, от матери, тоже врача. Она никогда не повышала голос, уму-разуму Сергея учила терпеливо и с лаской, и он рос спокойным, добродушным парнем, очень похожим по характеру на мать. Виктор Иванович стал даже беспокоиться: не угасли ли в сыне чисто мужские качества? Но характер сына стал проявляться в восьмом-девятом классах, а после службы в Афганистане и тяжелого ранения стал более молчаливым, замкнутым. В армии вымахал на метр девяносто, догнал отца. После лечения пошел в политехнический, решив стать инженером. Зоя после успешной сдачи им экзаменов перевела дух; она вся изнервничалась за время сессии, похудела даже. Переживал, конечно, и Виктор Иванович, хотелось, чтобы у сына все заладилось в жизни. И все шло хорошо в их семье до той поры, пока не грянули бурные политические события, страна стала похожа на разворошенный улей, а холодный ветер перемен ворвался в окна дома. Сергей стал где-то пропадать, тайно и открыто слушал «голоса», спорил с отцом на разные темы. Ничего сверхтревожного в этом, разумеется, но было, но Зоя все же просила: «Витя, теперь твоя очередь влиять на сына. Все, что можно, все, что я умела, я в него вложила в детстве. А теперь он становится мужчиной и должен пойти правильной дорогой».