Золотая осень - [7]

. Но большинство этих стран поставляло в Советский Союз сырье по льготным ценам, так что помощь можно рассматривать не только как неизбежную плату за лояльность союзников, но и как форму расчета с партнерами. Росли поставки оружия. В 1955–1968 гг. эти поставки составили сумму в 4,5 миллиарда долларов, в 1966–1975 гг. — 9,2 миллиарда, а в 1978–1982 гг. — 35,4 миллиарда, что даже с поправкой на инфляцию доллара означает большой рост. В первой половине 80–х гг. СССР осуществлял военные поставки в 36 стран. Они составляли треть поступления оружия в страны «Третьего мира». Торговля этим товаром хорошо оплачивалась. Только Ирак заплатил за советское оружие в 80–е гг. 13 миллиардов долларов[35]. В 80–е гг. бесплатные поставки оружия заметно сократились. Это означало, что оружие все меньше воспринималось как фактор экспансии и все больше — как бизнес. В этой сфере Советский Союз был вполне конкурентоспособен. В то же время СССР не отказался от переправки оружия повстанцам в надежде с их помощью победить геополитического противника. В этом отношении Советский Союз и США мало отличались друг от друга.

Универсальным средством подрыва прозападных режимов после Второй мировой войны стала партизанская война. Блестяще осуществленная во Вьетнаме и на Кубе, партизанская война затем успешно применялась в Индокитае, в португальских колониях и в других странах. Несмотря на то, что в ряде случаев (Латинская Америка, Филиппины, Малайзия и др.) «империализму» удалось отбить нападение, борьба шла с переменным успехом.

К 1975 г. коммунистические и прокоммунистические силы добились наибольших успехов, вытеснив противника из Индокитая и придя к власти в Анголе, Мозамбике и Гвинее–Биссау (эти три страны внезапно получили независимость после «революции гвоздик» в своей метрополии Португалии). 1975 год – апогей успехов антиимпериалистического движения.

Западный истеблишмент, не склонный к самокритичному анализу причин революционного процесса в «Третьем мире», слишком многое «списывал» на происки КГБ по разжиганию подрывной активности (это касается и отношения к нонконформистским идеям в самих странах Запада). Между тем Советский Союз ничего не мог бы сделать без уже возникших движений. Революционный процесс был трудноуправляем, и нередко революционеры ставили СССР перед фактом, преподнося очередной революционный «сюрприз». Возникал шанс еще где–то потеснить глобального противника. Тогда в дело вступала советская или кубинская поддержка (латиноамериканский сателлит СССР был еще более активен в оказании интернациональной помощи).

После ухода США из Вьетнама сфера влияния Запада продолжала сужаться. Распалась колониальная система Португалии, революционная волна снова докатилась до Центральной Америки — сторонники «социалистического выбора» победили в Никарагуа и на Гренаде, гражданская война разгорелась в Сальвадоре. Под напором исламского радикализма рухнул проамериканский режим в Иране. Вьетнам разгромил полпотовский режим в Кампучии и отбил попытку Китая «наказать» его за это.

«Социалистический лагерь» развивал успех, поддерживая «очаги революций». Отказать в поддержке было нельзя — в другой раз «революционеры» могут не поверить, что СССР не оставит их в трудную минуту. Г. Арбатов вспоминает, как советник Брежнева А. Александров убеждал своего шефа продолжать военное вмешательство в Анголе, сравнивая ситуацию с Испанией 30–х гг.[36] Решение было принято, Анголу удалось удержать. Так отрабатывались стереотипы внутренней политики, которые подвели СССР к афганскому кризису.

Еще в 1977 г. советско–афганская граница была одной из самых надежных и спокойных. С 1919 г. афганские монархи демонстрировали самые добрые чувства к северному соседу и получали от него экономическую помощь и международную поддержку. Советско–афганские отношения можно было бы сравнить с советско–индийскими — разные общественные системы не мешают дружбе. Впрочем, дружба дружбой, а табачок врозь — за строительство промышленных объектов СССР получал твердую валюту, которой у Афганистана было не так много. Да и страна была одной из самых бедных — по уровню жизни она занимала 108 место из 129 стран «Третьего мира». Это заставило президента М. Дауда, пришедшего к власти после свержение монархии в 1973 г., переориентироваться на богатого соседа — Иран. Шах Ирана был готов оказывать Афганистану значительную финансовую помощь, но с одним условием — страна должна быть свободна от коммунистического влияния. В Афганистане это влияние проводила Народно–демократическая партия (НДПА), возникшая в 1965 г. и тут же расколовшаяся на три фракции — более радикальную «Хальк»(«Народ»), более умеренную «Парчам» («Знамя») и работавший в военной среде вместе с «халькистами» Объединенный фронт коммунистов Афганистана (ОФКА). Несмотря на то, что в 1977 г. «Хальк» и «Парчам» формально объединились, их члены и лидеры продолжали недолюбливать друг друга, и реальное взаимодействие фракций было не велико.

Выполняя рекомендации иранского шаха, Дауд удалил из правительства военных, считавшихся «левыми». Это вызвало недовольство в армии, где было уже немало сторонников НДПА и ОФКА, предлагавших радикальный путь преодоления отсталости страны — переворот и «строительство социализма» с опорой на помощь СССР. В декабре 1977 г. власти провели аресты среди актива НДПА. 17 апреля был застрелен у своего дома один из лидеров НДПА М. Хайбар. Это убийство возмутило общественность, и на похороны Хайбара его партийным товарищам удалось собрать около 15 тысяч человек, что для Кабула очень много. Обеспокоенный ростом влияния НДПА, Дауд опасался, что шах Ирана сочтет его политику в отношении коммунистов слишком либеральной. 25 апреля он приступил к арестам оставшихся на свободе членов партии. Однако некоторые «левые», принадлежащие к афганской элите, были посажены лишь под домашний арест. В этих условиях один из них — Х. Амин отдал приказ сторонникам НДПА в армии начать «революцию». На следующий день 26 апреля и он оказался в тюрьме, но машина переворота была запущена.