Золотая медаль - [29]

Черты характера…

Из прошлого выступает лицо мальчика — светлоглазого, белокурого. Ничего необыкновенного в нем не было. Мальчик как мальчик. Наверное, и не отличишь его среди тысячи других. Но Юрий Юрьевич отличил бы. Антоша Стукач довел тогда до отчаяния. И не тем, что был отпетым проказником. Совсем нет. Он никогда не бесчинствовал, не бегал, как буря, по коридорам, не приходил в класс в изодранной сорочке, его затеи были хуже. Это он прицепил за ниточку вареник под потолком — как раз над столом, и во время урока этот вареник упал учителю на голову. Или подкладывал учителям под ноги «петарды», и они оглушительно взрывались.

Как-то на урок зашел инспектор из Наркомпроса. Это была солидная седая женщина. Вдруг из-под парты к ней быстро выползла черная гадюка. Женщина не знала, что это был только уж, и из испуга вскрикнула…

Ужа выпустил Антоша, ученик того класса, в котором руководителем был Юрий Юрьевич…

Терпение у учителя лопнуло. На педагогическом совете он добился, что Стукача исключили из школы.

Прошло десять или пятнадцать лет. И как-то в вагоне трамвая к учителю обратился молодой человек:

— Юрий Юрьевич, вы узнаете меня? Вспомните ужа в классе.

Это был Антон Стукач, теперь уже молодой ученый-зоолог…

Юрий Юрьевич со стыдом и болью вспоминает эту историю. Хорошо, что отец переехал куда-то и отдал Антошу в другую школу. А что если бы он махнул на сына рукой: «Ничего из тебя не выйдет!»

«Вспомните ужа в классе»…

Антоша мог бы прибавить: «И как вы меня выгнали из школы».

Не сказал этого, наверно потому, чтобы не сделать неприятное своему бывшему учителю.

Такую ошибку нелегко себе простить. А Юрий Юрьевич знал, что это была даже не ошибка. Нет, просто надоели выходки Антоши, и исключить из школы такого «трудного» ученика было легче, чем перевоспитать.

Этот случай стал уроком Юрию Юрьевичу на всю жизнь.

Учитель сидит и думает. Двадцать лет он в партии. Партия научила его осторожно и умно воспитывать каждого ученика, растить по-родительски, с чутким сердцем. Если бы они все пришли сейчас — те, кого он воспитал, выучил, — не поместились бы и в десяти таких комнатах. Встреча с ними могла бы состояться только в большом зале…

Они собрались бы со всей советской земли, с юга и с севера, с запада и востока — капитаны кораблей, ученые, инженеры, педагоги — такие, как и сам Юрий Юрьевич, — летчики, радисты, геологи, врачи, селекционеры… Все они честно, самоотверженно работают на своих постах. Но все ли они имеют черты характера, присущие новым людям?

Сидит Юрий Юрьевич в своем любимом кресле и думает:

«Нет, наверное, далеко не все. Ясные глаза и сердце еще омрачаются у кого-то из них жадностью, у других — завистью к успехам друга, у третьих — косностью. А еще кто-то стал бюрократом, а тот, смотри, — негодяем в быту»…

А всех же их знал Юрий Юрьевич еще учениками, они учились у него, он был их классным руководителем.

«Как же это случилось у тебя? — спрашивает себя учитель. — Как же ты, педагог и коммунист, мог не заметить в своих учениках тех пятен, которые искажают прекрасное лицо человека нашего времени? Ведь ты лепил их характеры, ты скульптор детских душ. И ты хорошо знаешь, что именно в детском возрасте легче всего привить лучшие, благороднейшие черты. Что ты можешь сказать на это? „Не у любого, мол, школьника можно заметить эти пятна. Они, знаете, возникают только с течением времени“. Неправда! Ты должен был их заметить! И вывод такой, что ты, Юрий Юрьевич, наверное, не работал до сих пор так, как требует от тебя партия. Не будь слишком скромным, ты — способный педагог. Но отдал ли ты все свои способности тому делу, которое тебе, как коммунисту, поручили партия и государство?»

Нелегко простелить светлую дорожку перед каждым своим воспитанником. А надо, чтобы она развернулась и легла под ноги, как чистый холст.

Когда три года назад Юрий Юрьевич впервые пришел в седьмой класс, он думал: «Молодое вино бродит, часто разрывает меха. Но с годами оно становится мудрее, усмиряется. Сейчас мне будет очень тяжело, надо иметь много терпения, осторожности и любви, чтобы вылепить характер молодого человека. Но придет время — теперешние ученики седьмого класса станут десятиклассниками, перед каждым из них реально встанет последний выпускной экзамен. Вот тогда я с чувством гордости смогу спокойно глянуть на дело своих рук».

И вот бывшие ученики седьмого класса стали десятиклассниками. У каждого из них формируется характер, у каждого есть черты, вдумчиво привитые учителем, школой. И не может, не может Юрий Юрьевич спокойно смотреть на дело рук своих. Как требовательный художник, который с мучением всматривается в очертания своего скульптурного произведения, находя в нем все новые и новые несовершенные детали, так с глубокой тревогой думает классный руководитель о своих воспитанниках.

Все ли он сделал для того, чтобы их дорога, в самом деле, была светлой, преисполненной страстным творчеством, ясными мыслями, горячей борьбой молодого, нарождающегося с плесенью старого, отживающего?

За вечерним окном суматошным роем кружат большие снежинки, попадают в лучистое сияние фонаря, вьются в буйном танце. Учителю видно, как над сквером, в бледно-зеленом небе, едва окрашенном розовой позолотой от затухающего заката, пролетают стаи черных грачей. Все они летят в одном направлении, стая за стаей, галка за галкой, осуществляя свой тайный вечерний облет.