Золотая кость, или Приключения янки в стране новых русских - [26]
А вот и выпивка на ажурном подносе. Флора сделала реверанс и золотой пушинкой осела у меня на коленях.
Стеклянные глаза выпотрошенного зверя жутко смотрели на нас, внося пьянящий элемент опасности в экзотическую атмосферу прелюбодеяния. Над пуфом вознесся русский Эрос. Подружка обвила мою шею руками, подробно застонала и прильнула ко мне, дрожа от наслаждения. Мы слились в поцелуе экстаза.
Взаимный восторг возрастал. Я запивал сладкие Флорины губы щедрыми глотками коктейля. Она от меня не отставала. В страстных лобзаниях и интимных тостах прошли то ли часы, то ли минуты.
За французским окном все гуще шел снег. Из тумана выплыла русская луна и озарила наши лица потусторонним светом. Где-то выли волки.
Зеленоглазка выскользнула из моих объятий и соблазнительно улыбнулась.
— Сними ревнивые покровы! — вскричал я.
Мгновение — и мы стояли друг перед другом в костюмах Адама и Евы.
Я бросил дерзкий взгляд на мраморную статую. Нет, русский Канова не покривил резцом: Флора-Терпсихора была крупной прелестницей.
Будуар. Балдахин. Бахрома. Бархат. Блеск. И вообще все на «Б».
Смотрю направо, смотрю налево — многоместная кровать передо мной маячит. На ней белеет нечто стройное, нежное, распространное.
О, закрой свои бледные ноги…
В виске лихорадостно забилась жилка: «Сейчас чужой супружеский Schlafensraum[92] буду оккупировать, в эротическом исступлении на шелковых простынях вертеться!»
«Vorwärts, Roland!»[93]
Я сидел под балдахином и задумчиво натягивал носок на свою узкую, с аристократическими пальцами ногу, унаследованную мной от матушки. Рядом Флоринда нежилась на внебрачном ложе.
— Милый Ролик, — прошептала она. — Спасибо вам за то, что вы есть. Вы так хорошо меня понимаете…
продекламировал я — надеюсь, неуместно.
Мы роскошествовали на шкуре белого медведя, в чем нас родили мамы, и пили кофе, когда уютный déjeuner sur la peau d’ours[95] был брутально прерван.
Дверь распахнулась, и в комнату вошел пузатый человек с проседью, одетый в коричневый костюм, фиолетовый галстук и солдатские ботинки «Doctor Martens». Его грубые черты были гаммой грехов, аккордом жестокости. Рядом с ним скакал подручный головостоп, похожий на террориста Липутина из романа «Бесы».
Увидев нас, толстяк сказал бранную фразу и набряк от гнева.
Флора затрепетала, прикрывая побледневшую грудь.
— Это — мой муж!
Я тоже, признаться, икнул: как бы выйти сухим из мокрого дела? Ну, Роланд, чеши мозги! Может быть, смутить сердитого супруга моим привилегированным статусом иностранца?
Заслонив собой дрожащее тело подружки, принялся сорить пылью в заплывшие глаза рогоносца.
— Я гражданин Соединенных Штатов. Civis americanus sum.[96] Вы видите перед собой стипендиата премии Фулбрайта, профессора Мадисонского университета…
Но уловка не сработала: старый муж, грозный муж был невменяем от ярости.
— Взять его! — рявкнул он головостопу.
Тот скрутил мне руки и сунул в рот кляп из колючей проволоки. Преступники уже поняли, что язык мой — большой герой.
Рогоносец бросился к Флоринде.
— Ах ты шалава дешевая, сука балетная! — заорал он, раздувая нестриженые ноздри. — Опять ты за свое. Ну ничего, щас ты у меня попляшешь!
Флора жалобно пискнула и нырнула под медвежью шкуру. Свистя плеткой — орудием матримониальной мести, новорусский Отелло обрушил на невинный мех град ударов (я как джентльмен порадовался, что нежная кожа прелестницы защищена чужим волосяным покровом).
Экзекуция продолжалась битый час. Наконец палач опустил плетку (Флора с облегчением застонала под спасительным руном). Паровозно пыхтя, он повернулся ко мне.
— А с тобой, блин, у нас будет разговор особый.
Недолго думая, я упал в обморок: этот прием не раз спасал меня в опасных передрягах.
Очнулся я в сыром подвале. Над головой тлела голая лампочка, где-то за спиной капала вода. Меня мучила мигрень. Где ты, мой «Tylenol»?
Я пригорюнился: неужели мне суждено кончить свои веселые деньки в этом скучном застенке? На всякий случай проверил укромное место: да, диктофон был там, куда я внедрил его перед выходом из гостиницы.
Раздались шаги, и в поле моего зрения вплыло скотское лицо рогоносца. Его подноготный навел на меня многоствольный пистолет. Мысль, что даже в своей уязвимой наготе я внушаю преступникам праведный страх, придала мне бодрости. Я поднялся на ноги и непринужденно чихнул: probum non poenitet.[97]
Обманутый муж махнул толстой десницей.
— Познакомься, блин, со своими предшественниками! Как и ты, все они профессора-потаскушники. Приехали к нам из Штатов по программе научного обмена, но вместо того, чтобы дармоедами фулбрайтовскими в библиотеке сидеть, книжную пыль нюхать, стали волочиться за моей женой. Вот я им и выдал академический отпуск на всю вечность.
Я всмотрелся в подвальный полумрак. Вдоль стены стояла вереница железных клеток, в которых беспокоились истлевшие трупы в кандалах. Они плохо пахли. Мать мою! да я знаком с обладателями этих останков. Все они члены Американской Ассоциации Славистов, тенюрованные коллеги, бесследно исчезнувшие в России конца прошлого века.
Я был примерным студентом, хорошим парнем из благополучной московской семьи. Плыл по течению в надежде на счастливое будущее, пока в один миг все не перевернулось с ног на голову. На пути к счастью мне пришлось отказаться от привычных взглядов и забыть давно вбитые в голову правила. Ведь, как известно, настоящее чувство не может быть загнано в рамки. Но, начав жить не по общепринятым нормам, я понял, как судьба поступает с теми, кто позволил себе стать свободным. Моя история о Москве, о любви, об искусстве и немного обо всех нас.
Сергей Носов – прозаик, драматург, автор шести романов, нескольких книг рассказов и эссе, а также оригинальных работ по психологии памятников; лауреат премии «Национальный бестселлер» (за роман «Фигурные скобки») и финалист «Большой книги» («Франсуаза, или Путь к леднику»). Новая книга «Построение квадрата на шестом уроке» приглашает взглянуть на нашу жизнь с четырех неожиданных сторон и узнать, почему опасно ночевать на комаровской даче Ахматовой, где купался Керенский, что происходит в голове шестиклассника Ромы и зачем автор этой книги залез на Александровскую колонну…
Сергей Иванов – украинский журналист и блогер. Родился в 1976 году в городе Зимогорье Луганской области. Закончил юридический факультет. С 1998-го по 2008 г. работал в прокуратуре. Как пишет сам Сергей, больше всего в жизни он ненавидит государство и идиотов, хотя зарабатывает на жизнь, ежедневно взаимодействуя и с тем, и с другим. Широкую известность получил в период Майдана и во время так называемой «русской весны», в присущем ему стиле описывая в своем блоге события, приведшие к оккупации Донбасса. Летом 2014-го переехал в Киев, где проживает до сих пор. Тексты, которые вошли в этот сборник, были написаны в период с 2011-го по 2014 г.
В городе появляется новое лицо: загадочный белый человек. Пейл Арсин — альбинос. Люди относятся к нему настороженно. Его появление совпадает с убийством девочки. В Приюте уже много лет не происходило ничего подобного, и Пейлу нужно убедить целый город, что цвет волос и кожи не делает человека преступником. Роман «Белый человек» — история о толерантности, отношении к меньшинствам и социальной справедливости. Категорически не рекомендуется впечатлительным читателям и любителям счастливых финалов.
Кто продал искромсанный холст за три миллиона фунтов? Кто использовал мертвых зайцев и живых койотов в качестве материала для своих перформансов? Кто нарушил покой жителей уральского города, устроив у них под окнами новую культурную столицу России? Не знаете? Послушайте, да вы вообще ничего не знаете о современном искусстве! Эта книга даст вам возможность ликвидировать столь досадный пробел. Титанические аферы, шизофренические проекты, картины ада, а также блестящая лекция о том, куда же за сто лет приплыл пароход современности, – в сатирической дьяволиаде, написанной очень серьезным профессором-филологом. А началось все с того, что ясным мартовским утром 2009 года в тихий город Прыжовск прибыл голубоглазый галерист Кондрат Евсеевич Синькин, а за ним потянулись и лучшие силы актуального искусства.