Знатный род Рамирес - [27]

Слава тебе господи! Перо наконец разгулялось! Сверяясь с пометками на страницах «Истории» Эркулано, фидалго стал намечать уверенной рукой черты той эпохи, когда начались первые распри между королем Афонсо II и его братьями из-за наследия дона Саншо I. В начале этой главы оба обездоленных инфанта, дон Педро и дон Фернандо, уже покинули пределы Португалии и просят помощи у королей Франции и Леона; с ними отправился в изгнание и могучий сородич Рамиресов, Гонсало Мендес де Соуза, родоначальник славной семьи Соуза. Теперь же шло описание того, как две инфанты, дона Тереза и дона Санша, запершись в своих замках — Монтеморе и Эсгейре, — отказываются признать власть короля дона Афонсо II, их брата, над городами, замками, поместьями и монастырями, которыми столь щедро наделил их покойный отец. Больше того: умирая в алкасаре Коимбры *, дон Саншо I умолял Труктезиндо Мендес Рамиреса, своего молочного брата и военачальника, которого сам посвятил в рыцари в Лорване, чтобы тот не забывал прежнего сеньора и не покинул без защиты его любимую дочь, инфанту дону Саншу, владетельницу Авейры. Верный вассал дал клятву у смертного одра, где на руках у епископа Коимбры, в присутствии приора госпитальеров *, умирал в холщовом балахоне кающегося грешника победитель сражения при Силвес… И вот начинается война не на живот, а на смерть, между Афонсо II, неуклонно ратующим за достоинство королевской власти, и непокорными инфантами, которых толкают на борьбу храмовники* и прелаты, завладевшие с попущения покойного короля лучшими землями королевства Португальского! Вот уже Аленкер и другие прилегающие крепости разгромлены королевскими войсками на обратном пути из Навас-де-Толоса. Дона Санша и дона Тереза призывают на помощь леонского короля, который и вторгается со своим сыном Фернандо в пределы Португалии, чтобы «вступиться за беззащитных женщин». В этом месте дядя Дуарте, со свойственным ему непревзойденным изяществом, обращался к бывшему военачальнику Саншо I со следующим риторическим вопросом:

Старейший из Рамиресов! На что же

Решишься ты? К леонцам ли примкнешь,

Нарушив долг пред королем живущим,

Или инфант оставишь без защиты,

Нарушив долг пред мертвым королем?

Однако подобные сомнения отнюдь не тревожили душу прямого и сурового Труктезиндо (образ которого Фидалго из Башни набрасывал широкими, мощными мазками). Как раз в описываемую ночь, едва получив от алкайда Авейры, пославшего в Санта-Иренею своего брата в обличии бегинского монаха, жалобный призыв доны Санши, Труктезиндо немедля отдает своему сыну Лоуренсо приказ выступить на ранней заре ей на подмогу с пятнадцатью рыцарями, пятью десятками пеших воинов и сорока арбалетчиками. Сам же он тем временем кликнет клич и через двое суток поведет на Монтемор своих людей, а также сильный отряд лучников и ленных рыцарей, чтобы соединиться с «кузеном» Соузой, идущим навстречу из Алва-до-Доуро во главе леонского войска.

Едва рассвело, стяг Рамиресов — черный ястреб на червленом поле — был вынесен за укрепленный железными скобами палисад крепости. Рядом, на земле, блестел звонкий, объемистый полированный котел — древняя эмблема санта-иренейских сеньоров. Пажи сновали по всему замку, снимали развешанные по стенам шлемы, с грохотом волочили по каменному полу железные кольчуги. Во дворе оружейники натачивали копья, выстилали слоями пакли заскорузлые наколенники и поножи. Начальник караула следил, как зашивают в кладовой тюки с запасом продовольствия на два жарких походных дня. К вечеру по всем окрестным высотам — глухо на лесистых холмах (тру-ту-ту! тру-ту-ту!), звончей на оголенных косогорах (ра-та-та! ра-та-та!) — забили мавританские барабаны Труктезиндо Рамиреса, созывая конных вассалов и пешую рать.

Между тем посланный из Авейры, по-прежнему в одеянии монаха-бегинца, спешит с доброй вестью восвояси: он уже перешел по подъемному мосту через ров. И тут, задумав, по-видимому, оживить чересчур мрачные сцены военных приготовлений, дядя Дуарте вставил в свою поэмку галантный эпизод:

У девушки, спустившейся с кувшином

К источнику, монах жизнелюбивый

Похитил поцелуй, сказав: «Аминь!»

Но Гонсало колебался: не нарушит ли эта игривая сценка торжественного настроения, навеянного картиной выступления в поход?.. Он задумчиво покусывал ручку пера; вдруг дверь библиотеки заскрипела.

— Пожалуйте почту.

Бенто принес пачку газет и два конверта. Фидалго распечатал лишь один из них, где на сургуче был выдавлен огромный герб Барроло, и с отвращением отбросил второй, узнав ненавистный почерк своего лиссабонского портного. И вдруг он в волнении закричал, стукнув кулаком по столу:

— Ах, черт! Какое сегодня число? Четырнадцатое, а? Бенто выжидательно смотрел на него, держась за ручку двери.

— Скоро день рождения Грасиньи! А я чуть не забыл! Вечно все забываю. И даже подарка не приготовил… Вот так история! А?

Впрочем, Мануэл Дуарте говорил вчера за пикетом в клубе, что собирается махнуть денька на три в Лиссабон: пристроить племянника на службу в министерство общественных работ. Значит, надо съездить в Вилла-Клару и попросить сеньора Мануэла Дуарте купить в Лиссабоне хорошенькую омбрельку из белого шелка, с кружевами. «Сеньор Мануэл Дуарте понимает толк в красивых вещицах; у него отличный вкус! Так скажи Жоакину, чтобы сегодня не седлал кобылу: я не поеду к Саншесу Лусене!.. О господи, когда же я отдам этот проклятый визит? Три месяца прошло! Впрочем… днем раньше, днем позже… Красавица дона Ана за это время не постареет, а старик Лусена не помрет!»