Знатная плутовка - [6]

Однако хоть миссис Иглстон об этом не подозревала, с ее отъездом для Николь началась новая жизнь – жизнь, полная риска и авантюр. Разлука с нею пробудила Николь от той глубокой апатии, в какой она пребывала со дня смерти родителей. И вот, собранная и сосредоточенная, она вышла к Маркхэмам, собравшимся за обеденным столом.

После еды Эдвард с недоброй усмешкой обратился к Николь:

– Бедняжка, как тебе теперь одиноко! Не получив ответа, он еще шире ухмыльнулся и продолжал:

– Что ж, старушка Игги смылась и больше не будет тут болтаться. А ты, может быть, станешь чуточку любезнее со своим кузеном, не правда ли?

Николь смерила его презрительным взглядом. Эдвард постоянно выводил ее из себя и злорадствовал, когда она не сдерживалась и получала за это выговор от его родителей. Но сегодня Николь была слишком удручена расставанием с миссис Иглстон и не приняла его вызова. Видя, что на этот раз позабавиться не удастся, Эдвард пожал плечами, встал из-за стола и отправился на поиски более разговорчивых собеседников, чем его кузина.

Агата ласково посмотрела вслед своему единственному сыну. Ее лицо еще сохранило следы былой красоты. Поседевшие волосы были тщательно уложены в замысловатую прическу, которая ей, может быть, и пошла бы, будь она вдвое моложе. Платье Агаты было сшито по последней моде, но явно рассчитано на женщину более стройную. И ее материнская гордость за Эдварда казалась Николь столь же неестественной и бестолковой, как и наряды.

Когда сын вышел, Агата принялась читать письмо, которое получила из Лондона от своей близкой подруги.

– Ты только послушай, Вильям! Бет пишет, что повстречала Энни Саксон. – И она стала громко читать вслух:

– «На прошлой неделе я встретила одну вашу соседку. Ты ведь говорила, что Эшланд находится неподалеку от поместья барона Саксона. Так вот, я повстречалась с юной Энни Саксон. Она очаровательная голубоглазая блондинка. В Лондоне сезон балов только начинается, но джентльмены уже называют ее несравненной. Бьюсь об заклад, она будет помолвлена еще до разгара сезона».

Отложив письмо, тетя испытующе взглянула на Николь:

– Ты знала, что Энни в Лондоне?

Николь вздохнула. Ее тетя всеми путями старалась приобщиться к высшему свету и была крайне раздражена, что двери многих известных домов, всегда любезно открытые перед Николь Эшфорд, были

закрыты для нее, Агаты Маркхэм.

Не желая выслушивать очередную теткину тираду о «кое-чьей» неблагодарности, Николь тихо ответила:

– Нет. Энни уже совсем взрослая, ей восемнадцать. С какой стати она будет делиться со мной своими планами? А почему она вас так заинтересовала?

Агата недовольно фыркнула:

– Я ожидала услышать не вопрос, а ответ. Вы забываетесь, мисс.

Вильям, раскрасневшийся от изрядной порции вина, принятой за обедом, вдруг вмешался:

– Ах, оставь, дорогая. Николь не сказала ничего дурного. Думаю, когда она станет старше, ей и самой будут интересны все эти светские сплетни.

Хотя Николь и была благодарна дяде за неожиданное заступничество, это нисколько не улучшило ее отношение к нему. Она опустила глаза и вознесла немую молитву, чтоб этот ужасный день поскорее кончился. Ей были ненавистны эти постоянные перепалки, возникавшие по пустякам. К тому же дядина благосклонность была ей столь же неприятна, как и придирчивость тети.

Агата, не удовлетворившись ходом разговора, буркнула:

– А я сомневаюсь! Она такая нелюдимая.

– Не преувеличивай, дорогая. Я уверен, что когда Николь станет выходить в свет, она переменится.

– Не станет она выходить в свет, – фыркнула Агата.

Николь вскинула голову и заметила предостерегающий взгляд, который Вильям бросил на жену.

– Это почему же? – недоуменно спросила она. Тетя пропустила ее вопрос мимо ушей.

– Ну ладно, хватит! Обед закончен. Чувствуя недосказанность, Николь настойчиво повторила:

– Почему я не буду выходить в свет? Агата удостоила ее откровенно недовольного взгляда и бросила в ответ:

– Потому что ты выйдешь замуж за Эдварда! Нет нужды спускать кучу денег на лондонские балы, чтобы подыскать тебе мужа. Все и так уже решено.

Николь онемела. Замуж за Эдварда! За зловредного сынка этих людей, самых нелюбимых ею?

– За Эдварда? – вскричала она. – Никогда! Вы, должно быть, с ума сошли, если думаете об этом всерьез!

Лицо Вильяма, и так красное от вина, побагровело от гнева.

– Послушай, девочка! У тебя огромное приданое, а мы твои единственные родственники. Мы не хотим, чтобы все пошло прахом. – И уже более спокойным голосом он продолжал:

– Если ты выйдешь за Эдварда, все устроится наилучшим образом. Мы будем спокойны за то, что состояние останется в семье. А охотников за приданым нам не надо.

– Да уж, хватит таких охотников, как вы! – воскликнула Николь. Она вскочила из-за стола, щеки ее залил румянец, глаза горели от гнева. – Вы забываете, что не имеете ко мне никакого отношения! Состояние, о котором вы беспокоитесь, принадлежит не вашей семье, а моей. – Николь повернулась и, проигнорировав гневные крики дяди, бросилась вон из комнаты, прочь из дома.

Она примчалась в конюшню и, тяжело дыша, прислонилась горячим лбом к нежно-прохладной шее своего коня. Увы, уже не только ее коня, потому что Вильям, не желавший тратиться на покупку лошади для Эдварда, распорядился, что тот может брать коня Николь, когда пожелает.