Но Сталин пока не был настроен ускорять переговоры. Только 12 августа Астахов сообщил в Имперское министерство иностранных дел, что Молотов дал согласие на начало переговоров по политическим вопросам. Однако нарком особенно подчеркнул, что «обсуждения должны проходить постепенно». Но Гитлер уже назначил дату нападения на Польшу, и времени у него не оставалось. Поэтому 14 августа в 22.45 Шуленбургу была отправлена телеграмма (в Москве ее получили 15 августа в 4.40), в которой Риббентроп брал «быка за рога»: «Я прошу Вас лично связаться с господином Молотовым и передать ему следующее:
1. Идеологические расхождения между национал-социалистической Германией и Советским Союзом были единственной причиной, по которой в предшествующие годы Германия и СССР разделились на два враждебных, противостоящих друг другу лагеря. События последнего периода, кажется, показали, что разница в мировоззрениях не препятствует деловым отношениям двух государств и установлению нового дружественного сотрудничества. Период противостояния во внешней политике может закончиться раз и навсегда; дорога в новое будущее открыта обеим странам.
2. В действительности интересы Германии и СССР нигде не сталкиваются. Жизненные пространства Германии и СССР прилегают друг к другу, но в столкновениях нет естественной потребности. Таким образом, причины для агрессивного поведения одной страны по отношению к другой отсутствуют. У Германии нет агрессивных намерений по отношению к СССР. Имперское правительство придерживается того мнения, что между Балтийским и Черным морями не существует вопросов, которые не могли бы быть урегулированы к полному удовлетворению обоих государств…
5. Имперское правительство и советское правительство должны на основании всего своего опыта считаться с тем фактом, что капиталистические демократии Запада являются неумолимыми врагами как национал-социалистической Германии, так и Советского Союза. Сегодня, заключив военный союз, они снова пытаются втянуть СССР в войну против Германии.
6. Кризис германо-польских отношений, спровоцированный политикой Англии… делает желательным скорейшее выяснение германо-русских отношений. В противном случае, независимо от действий Германии, дела могут принять такой оборот, что оба правительства лишатся возможности восстановить германо-советскую дружбу и совместно разрешить территориальные вопросы, связанные с Восточной Европой…
…Имперский министр иностранных дел фон Риббентроп готов прибыть в Москву с краткосрочным визитом, чтобы от имени фюрера изложить взгляды фюрера господину Сталину…»
Риббентроп практически открытым текстом сообщил о том, что вскоре начнется война с Польшей, и официально предложил Сталину заплатить любую цену, которую тот потребует, за нейтралитет. После подобного послания переговоры активизировались, и уже 19 августа Молотов передал Шуленбургу советский проект договора о ненападении, заявив, что Риббентроп может прибыть в Москву примерно через неделю после обнародования подписанного экономического соглашения — то есть в лучшем случае 26 или 27 августа. Но в Германии счет шел уже на дни, затягивать далее с подписанием пакта Гитлер не мог, и тогда он был вынужден лично, а не через внешнеполитическое ведомство, обратиться напрямую к Сталину. Это обращение — телеграмма № 189 от 20 августа — в том числе гласило:
«2. Заключение пакта о ненападении с Советским Союзом означает для меня определение долгосрочной политики Германии. Поэтому Германия возобновляет политическую линию, которая была выгодна обоим государствам в течение прошлых столетий. В этой ситуации Имперское правительство решило действовать в полном соответствии с такими далеко идущими изменениями.
3. Я принимаю проект пакта о ненападении, который передал мне ваш министр иностранных дел господин Молотов, и считаю крайне необходимым как можно более скорое выяснение связанных с этим вопросов.
4. Я убежден, что дополнительный протокол, желаемый советским правительством, может быть выработан в возможно короткое время, если ответственный государственный деятель Германии сможет лично прибыть в Москву для переговоров. В противном случае Имперское правительство не представляет, как дополнительный протокол может быть выработан и согласован в короткое время».
Поскольку «напряженность между Германией и Польшей стала невыносимой», Гитлер предложил, что Риббентроп прибудет в Москву во вторник, 22 августа, или самое позднее — 23 августа. Сам факт, что лично фюрер Третьего рейха просил о переносе встречи всего на три дня, говорил лишь о том, что война начнется со дня на день. И это прекрасно понимала советская сторона — теперь Сталину надо было принимать решение. Переговоры с Францией и Великобританией к этому времени окончательно зашли в тупик. Правительства этих стран тянули с ответами на запросы членов военной делегации, и Ворошилов, ее глава, так и не смог добиться от Дракса и Думенка вразумительных ответов: принимают ли Лондон и Париж условия СССР. И вот решение было принято, и 21 августа Шуленбург передал в Берлин дословный текст ответа Сталина:
