Ирина Прусс
Перед вами — две совершенно разные картинки одного и того же. Какая из них справедливее, судить не берусь: я журналистка, а не экономист. Известно, что Америка вышла из кризиса без тотальной милитаризации экономики и ограбления части собственных граждан еврейской национальности, как Германия. Известно также, что выходили США из кризиса дольше, чем, например, та же Германия.
Наверное, каждый шаг Нового курса надо разбирать отдельно, исходя из конкретных обстоятельств, массовых настроений и представлений того времени о правильном и запретном в экономике. Наверняка это должны делать специалисты. Только мне почему-то кажется, что мы снова получим те же две картинки, может, с другими оттенками красок и другими деталями, но в принципе такие же: в зависимости от идеологических, политических и профессиональных убеждений автора комментариев. Они уже вовсю бодаются друг с другом по поводу нынешнего кризиса. Стоит ли обсуждать еще и Великую депрессию?
Что нам Гекуба?
Аналогии современного кризиса с тем, тридцатых годов прошлого века, могут быть только весьма условны: мы живем совсем в ином мире. У нас глобализация. По всей планете свободно циркулируют потоки информации, денег, товаров, людей и идей. У нас совсем другие трудности и проблемы: как сохранить свою национальную и государственную идентичность в потоке стандартных телевизионных образцов одежды, интерьеров, поведения, мыслей и чувств. Европа уже представляет собой в значительной степени единое целое с весьма условными государственными границами, единой валютой и во многом единым законодательством. Идеология мультикультуризма предполагает не просто мирное соседство людей разных рас, национальностей, конфессий и культур, но их творческое сотрудничество: мы можем петь, только если мы поем вместе, как утверждает песня, ставшая хитом.
Но вот пришел кризис — и прекрасные цветы нового мира вдруг поблекли, краски начали облезать, швы новых одежд расползаться, и оттуда полезло что-то ужасно знакомое. «Понаехали тут!» — закричали, презрев политкорректность, французы, бельгийцы, итальянцы и отправились митинговать против мигрантов, отнимающих у них работу. Правительства быстренько вспомнили очертания государственных границ и защелкали ножницами заградительных таможенных пошлин над потоками иноземных товаров, охраняя от свободной конкуренции собственных производителей. Понадобились совещания министров и премьер-министров стран Европы, на которых они мягкими тихими голосами уговаривали друг друга сохранять верность прежде принятым решениям, убеждениям и декларациям. Тем временем Конгресс США требует немедленного и радикального усиления роли государства в экономике.
И над всем этим реет тень Франклина Делано Рузвельта — человека, который то ли спас Америку от окончательного банкротства и упадка, то ли затянул кризис на десятилетие своим чрезмерным вмешательством в свободный ход событий. Такое впечатление, что бурные споры вокруг его Нового курса возобновились через 70–80 лет с того же места, на котором были оборваны когда-то.
Вы обратили внимание на странность: Нобелевскую премию по экономике получают практически всегда сторонники свободной конкуренции, сильного, но точечно ограниченного вмешательства государства вроде Хаека и Фридмана? А вот политики, оказавшись в ситуации, когда надо применить эти научные методы для решения сложных и острых экономических проблем, тут же о них забывают, склоняясь к популизму. Здравствуй, Гекуба! Что скажешь?
Безумие Европы
Конечно, политический и культурный контекст, в котором началась и разворачивалась величайшая экономическая катастрофа ХХ века, был иным.
Тоталитаризм в разных видах становился тогда популярным даже среди интеллектуалов и так называемой прогрессивной общественности. Тому множество свидетельств; вот одно из них замечательного английского философа Исайи Берлина, посвятившего Рузвельту вдохновенный очерк:
«Все это началось с великого кризиса 1931 года, который разрушил чувство экономической безопасности, может быть, и необоснованное, но имевшееся тогда у значительной части молодежи из среднего класса. Наступили железные 30-е годы… мрачные, свинцовые; единственный из всех периодов, к которому никто в Европе не хочет возврата. Затем пришли Манчжурия, Гитлер, голодные походы, война в Абиссинии, политика умиротворения, Клуб левой книги, советские процессы и чистки, обращения идеалистически настроенных молодых либералов и радикалов в коммунизм или большая симпатия к нему, часто только по той причине, что он оказался единственной силой, достаточно крепкой и могучей, чтобы действенно сопротивляться фашизму. После этих обращений иногда происходили посещения Москвы или участие в боях в Испании, смерть на поле боя или же горькое и гневное разочарование в коммунистической практике, или какой-то отчаянный и неубедительный выбор того из двух зол, которое казалось меньшим…