Знание-сила, 2009 № 04 (982) - [13]
Тезис о том, что всеобъемлющий характер «власти первого лица» является российской общественно-политической традицией, по сути глобально оправдывает подавление любых ростков демократии и либерализма в отечественной истории ХХ века. Очевидно, это и есть наш «особый путь развития». Российскому обществу следует не увлекаться «западными химерами», а находить исконный и исторически детерминированный смысл в тотальном доминировании государства над институтами гражданского общества. Вот уж воистину «фонарь в будущее, который светит нам из прошлого», да простит нас Василий Осипович Ключевский за использование его слов в подобном контексте!
Н. Котов. «Капитальное строительство» 1930-е
Вернемся к заглавию. Какое же будущее глядит на нас со страниц новых учебников?
Судя по всему, оно безрадостно. Мировоззрение, которое должно быть сформировано посредством таких учебников, просматривается совершенно определенно. Ученик, усвоивший эти уроки, никогда не усомнится в том, что полезное для государства хорошо и для общества в целом, и для него самого в частности. Ему в голову не должно прийти задаваться вопросом о цене и смысле тех или иных достижений, если государство считает их уместными. Он будет твердо знать, что их критерием является государственная целесообразность и что моральные оценки в данном случае антиисторичны (авторы вообще как-то даже гордятся своим «объективным аморализмом»; чего стоит, например, такая фраза из даниловской «Книги для учителя»: «.следует четко определить, кого мы имеем в виду, говоря о репрессированных. Думается, было бы правильно, если бы здесь появилась формула, в которую будут включены лишь осужденные к смертной казни и расстрелянные лица. Это позволит уйти от спекуляции на этой теме, когда в число жертв репрессий приплюсовывались все, причем не по одному разу (включая тех, кто лишился работы по политическим мотивам, был исключен из комсомола и из партии и т. п.). А опираясь уже на эту большую цифру, люди, не понимающие, о чем идет речь, говорят уже о таком количестве погибших»). Такой ученик будет твердо знать, что Россия — всегда в кольце врагов, что за все негативное, что в ней и с ней происходит, непременно в конечном итоге ответственны внешние враждебные силы (да-да, и нынешний кризис, как мы знаем, пришел из Америки!).
Собственно, люди, уже разделяющие эту философию, активно авторов поддерживают. Не нуждающийся в рекомендациях Михаил Леонтьев с присущей ему в целом и частностях глубиной анализа об этом пишет прямо: «Сам учебник представляет собой добросовестную, хотя и довольно сумбурную попытку осмыслить российскую историю как некий непрерывный и, в конечном итоге, позитивный процесс. Авторов, а тем более пресловутых виртуальных заказчиков, можно обвинить только в одном: в попытке, возможно, несколько поспешной, сформулировать некую позитивную историческую идеологию, не противоречащую фактам и не нуждающуюся в их фальсификации для своего обоснования. Собственно, никаких других задач у государства в области исторического образования нет» («Профиль» № 32 от 01.09.08).
С такими людьми что ни делай — им все божья роса. Обидно только, что и другим — если что — за компанию достанется. Причем в полном соответствии с вышеописанной философией — первым.
Есть такая вполне человеческая черта: человек не любит вспоминать постыдные эпизоды своего прошлого. Но если не отдавать себе отчет в том, что временами поступал подло, есть шанс подлецом и остаться. А если будешь своей прошлой подлостью гордиться, всячески ее оправдывать и возводить в принцип, останешься наверняка; и не удивляйся потом, что от тебя будут шарахаться и с тобой не захотят иметь дело.
Автор убежден, что это в полной мере касается и общества.
От советского к постсоветскому: старое вино в новых мехах
Александр Гофман
Говорят, прошлое держит нас за горло и не хочет отпускать. Утверждают, что сегодняшний и завтрашний день страны предопределены нашей историей, сложившимися традициями, привычными стратегиями поведения, давно выработанными ценностями. Автор статьи, доктор социологических наук, профессор ГУ ВШЭ и МГИМО, руководитель сектора социологии культуры Института социологии РАН, считает, что сами традиции — предмет выбора и инновационного творчества.
Что происходит в последние 15–20 лет: становление новой системы, отказ от советского строя или же его фасадное обновление, консервация и реставрация?
Вот несколько основных позиций, одновременно исследовательских и социально-политических.
Постсоветская Россия радикально порвала с советской социокультурной системой и стремится к дооктябрьским ценностям России, «которую мы потеряли» и которую выбирают по-разному: петровская или допетровская Русь, православие, царизм, ценности Февральской революции и т. д. Советский строй — нарушение «естественного» и «нормального» течения российской истории, разрыв с предыдущей историей страны и (или) мира.
Поэтому «разрыв с этим разрывом» означает возвращение: а) к «нормальному» ходу этой истории и (или) б) к «нормальному» ходу европейской истории. Инновационность тут сочетается с традиционализмом «позавчерашнего дня», что было усилено очередной попыткой десталинизации эпохи перестройки. Такая позиция преобладала в России с конца 80-х до конца 90-х годов.
