Чжан Лян поверил в возможность такого перехода и указал новому императору простой путь к новой жизни. Надо поощрять тех героев вчерашней войны, которые обленились в условиях мира и роскоши! Пусть храбрецы упиваются почетом — и пусть не мешают крестьянам восстанавливать привычное хозяйство, а чиновникам — собирать умеренные налоги с крестьян. Пусть истечет хоть одно поколение мирной жизни — и вся Поднебесная восславит царя-миротворца, возлюбит его династию!
Отличный был план; но одобривший его Лю Бан умер после семи лет правления. Он оставил восемь сыновей от разных матерей. Каждого принца окружал клан алчущих власти родичей. Как не дать им разбазарить наследие Лю Бана? Как избежать новой гражданской войны — хотя бы ценою чехарды придворных интриг?
Тут Чжан Лян сделал удивительно простой ход. Он вручил вдове-императрице Люй-хоу прошение об отставке — и посоветовал уволить сразу ВСЕХ сподвижников Лю Бана! Наше время ушло; мы готовы уйти, освободив место для новых правителей. Пусть они сами куют свое счастье или несчастье... А мы уедем в деревню и будем тихо жить, не докучая непрошеными советами!
Такое предложение было трудно отвергнуть; императрица приняла его — и спустила с цепи своих жадных до власти братьев. Ее сын вскоре возмутился самовластьем дядей — и был убит. Еще через восемь лет сама Люй- хоу так утомила военачальников капризами, что те свергли ее и истребили весь ее род. Престол перешел к младшему сыну Лю Бана. Тот принял титул Вэнь-ди: «Ученый император». Ибо все эти годы принц питался политическими советами матерого подпольщика Чжан Ляна!
Самый мудрый совет старого даоса был прост: пора реабилитировать конфуцианцев и доверить им дело народного просвещения! Так Поднебесная обретет массовое поколение честных и грамотных чиновников: это все, что нужно для вековой стабильности империи Хань! При этом даосы могут отойти в тень — до тех пор, пока очередной неудачный правитель не ввергнет державу в новый хаос.
Лю Бан с придворными
Система, завещанная Чжан Ляном, поддерживала государственное единство Поднебесной в течение двух веков — до начала новой (христианской) эры, когда властный конфуцианец Ван Ман счел нужным отойти от конфуцианского канона ради необходимых инноваций. К сожалению, он не посоветовался с даосами, а соблазнился примером Ли Сы — то есть попытался вернуть великую державу на путь «доброй старины» чисто силовыми методами.
Как и прежде, союз Жэнь и Фа оказался неудачен и бесплоден. Ван Ман погиб, не достигнув заметных политических успехов. После краткой гражданской войны династия Хань возродилась — вместе с конфуцианской бюрократией на переднем плане и с неистребимым подпольем даосов за сценой. Эта система продержалась еще двести лет — пока в конце II века империя Хань не подверглась феодальному распаду и не стала беззащитна перед вторжением соседних варваров...
Даосы, конечно, попытались возродить державное единство Поднебесной — но в этот раз не имели успеха. Их новый лидер Чжугэ Лян заслужил характерную эпитафию: «Одною рукою он думал заделать дыру в небесах!» Роковой III век завершился в Китае полным торжеством варварских монархий над имперским единством — меж тем, как в Европе Римская империя воскресла, заменив прежнюю эллинистическую религию новым христианством.
Почему в Китае не случилось ничего подобного? Почему ни конфуцианцы, ни даосы не сумели договориться с буддистами, давно проникшими в Поднебесную по Шелковому пути? Ведь варвары Дальнего Востока поддавались буддийской проповеди так же легко, как их дальнезападные коллеги приобщились к христианской вере! Почему же в Поднебесной ойкумене не вырос свой апостол Павел?
Видимо, дело в том, что будущий христианин Павел (в детстве — мальчишка Саул из Тарса) с юности привык ощущать себя одновременно евреем, эллинистом и гражданином Римской державы. И вокруг него в Сирии было много подобных людей: наследников трехвекового эллинистического симбиоза и векового римского владычества. Не случайно наследники Аристотеля через 70 лет после его кончины перевели на греческий язык мифы древнего Израиля!
Еще через два столетия римский завоеватель Помпей, захватив Иерусалим, вошел в святейшую часть храма Яхве и побеседовал там с незнакомым богом с глазу на глаз. Не ясно, о чем шла беседа — но жрецы храма молча одобрили ее. На таком вековом фундаменте успешная религиозная проповедь Павла уже не выглядит чудом!
А вот в Поднебесной ойкумене мы не замечаем такой веротерпимости. Согласно преданиям, Лао-цзы и Конфуций уважали друг друга — но предпочитали мирный апартеид трудному симбиозу их учений. Не оттого ли, что у них не было общего иноземного конкурента? Ведь их общий современник Пифагор, прежде чем стать мудрецом, много лет набирался ума- разума в Египте и Двуречье. Но у его китайских коллег не было более умных соседей — вот и росли они, как кулики, всяк в своем болоте. Даже мудрейший Чжан Лян, видимо, не сталкивался с учеными буддистами: Шелковый путь заработал на полную мощность лишь через полвека после его кончины.
Чжугэ Лян
Барьер Гималаев надежно отделил индийскую ойкумену от китайской — меж тем, как Средиземное море заманило эллинов в Египет еще до Троянской войны, в начале железного века. Тысяча лет протекла между тем первым контактом народов и появлением в Элладе вселенских личностей: Аристотеля и Александра. В Китае их аналоги появились тысячелетием позже: в начале эпохи Тан, когда император Ли Шиминь дотянулся своей рукой до Самарканда и Ташкента.