Знание-сила, 2008 № 10 (976) - [50]
Художница Ида Карская хорошо известна во Франции, но не в России — однако масштаб ее личности из романа быстро становится ясен. И дневниковые записи Бориса Поплавского, будучи поставлены в контекст жизни Дины и Иды, читаются совсем иначе: его душевная трагедия отражается в любви Дины более внятно, нежели в его стихах. Как сказал поэт, «может, лучшей и нету на свете калитки в Ничто...»
Мария Граевская, Борис и Степан Татищевы
«Перехваченные письма» побуждают нас задуматься о необходимости демифологизации стереотипных представлений не только о русской эмиграции, но и об «устройстве» человека вообще, в частности — о поведении человека в предельных ситуациях. Предельные ситуации — эмиграция, утрата жизненной цели, война, революция, оккупация, тюрьма — неизбежно лишают человека привычных защитных оболочек. В этих обстоятельствах он теряет возможность выбора в житейском смысле слова, но при этом нередко оказывается перед неотвратимостью выбора экзистенциального.
Как известно, большая русская диаспора в Париже сложилась задолго до послереволюционного исхода. Сергей Карский, сестры Шрайбман, большой русский художник Хаим Сутин, другие русские насельники знаменитого «Улья» не были эмигрантами. Борис Поплавский — вечный странник не потому, что он, будучи русским поэтом, оказался в Париже: в предельную ситуацию он поставил себя сам, оттого и прозвали его «русским Рембо».
И тогда становится понятным, что, казалось бы, не отмеченная особыми талантами Дина Шрайбман с ее метафизическими поисками высшего, с ее безграничной самоотверженностью — столь же необычна, как художница Ида Карская и поэт Борис Поплавский. Как личность она не менее значительна: достаточно прочитать ее предсмертные записи.
Становление художественного дарования Иды Карской в ее ранних письмах прочерчено как бы пунктиром. Художник — это ее муж Сергей Карский, а Ида лишь позирует мужу и моет для него кисти, не решаясь бросить медицинский факультет. Постепенно из ее писем сыну и из ее воспоминаний мы узнаем, как ее картины впервые заметили, как она полностью отдала себя работе и как была этим счастлива. Ида Карская стала достаточно известным мастером, чтобы уже после смерти мужа содержать себя и сына. Из воспоминаний ее сына Мишеля, из отзывов известных писателей и деятелей искусства, посещавших ее выставки, мы узнаем о ее масштабе как художницы и поражаемся силе ее духа.
Мы даже можем кое-что присоединить к ее «перехваченным письмам», если зайдем на сайт www.rarskayacom.
Герои писем тем самым не только «тоже были»: они есть.
Руслан Григорьев
Мы действительно такие?
Статья называется «Пределы самоорганизации при наличии злости». Ее авторы — профессор Бенедикт Херрманн из Школы экономики в Ноттингеме (Великобритания) и профессор Саймон Гехтер из Института изучения труда в том же Ноттингеме. Слово «злость» — не единственный возможный перевод английского spite; его можно перевести также как «недоброжелательность», «досада», «злорадство» и тому подобное, но любой русскоязычный читатель лучше поймет, каков смысл spite в данном контексте непосредственно из рассказа.
Речь идет об экономическом эксперименте, если угодно — игре, подобной сотням (если не тысячам) таких же игровых исследований, которые проводятся в последние годы для изучения экономического и социального поведения людей как в малых группах, так и в больших коллективах. Эти исследования возникли и стали распространяться после того, как Олсон в 1965 году бросил вызов господствовавшей до тех пор догме, которая утверждала, что люди в коллективах всегда проявляют тенденцию к самоорганизации и сотрудничеству, если понимают, что это сулит им взаимную выгоду. Встречный тезис Олсона гласил: «Рациональный эгоистичный субъект и не подумает участвовать в создании общественного блага, если только он не является членом очень малой группы или если его к этому каким-либо образом не принуждают».
С одной стороны, этот тезис соответствовал накопившимся в политической науке наблюдениям, которые убеждали ученых, что люди сами по себе, как правило, не могут преодолеть все трудности, препятствующие самоорганизации, пока их не принуждают к этому внешними указаниями (правилами поведения), помогающими им реализовать свои же собственные долговременные интересы. С другой стороны, тезис Олсона противоречил столь же многочисленным наблюдениям, которые демонстрировали, что люди в массе своей охотно участвуют в разного рода добровольных общественных акциях, требующих личного ненулевого вклада.
Это явное противоречие стимулировало разработку и проведение исследований кооперативного поведения, и упомянутая выше статья как раз рассказывает об одном из них. Ее авторы, известные специалисты в данной области, ранее проводили такие эксперименты в западных странах и вот решили для сравнения провести и в России. Для этого они отобрали с помощью объявлений, обещавших добровольцам небольшое вознаграждение, свыше 560 человек в Курске и в одной из курских деревень. Люди набирались из четырех групп — взрослых городских жителей (от 30 до 70 лет, среднее получилось 44), молодых городских жителей (16 — 22, среднее — 20), а также взрослых и молодых из деревни. Цель такой разбивки состояла в том, чтобы изучить влияние возраста и жизненного опыта (люди постарше сформировались в специфической советской среде с ее лозунгами коллективизма, а люди помоложе выросли на принципах «дикого» капитализма).
