Вторым искушением для чтения стало развитие реальных коммуникаций — социальных сетей и связей. Зачем читать, если жизнь так богата и разнообразна? Зачем читать написанное сто лет назад, когда можно общаться сегодня? Читать надо то, что пишется сегодня, для тебя, как сообщение: воспринимать сообщения, реагировать на них, отвечая другими сообщениями. В этой линии чтение и письмо свелось к пониманию и совершению социально-ролевых, социально-позиционных действий. Да, навык читать и понимать текст как сообщение полезен — если при этом не терять способности к пониманию логики, рамок, схем историко-культурного контекста и многого другого.
Заменимо ли чтение живым общением? Чтение задает читателю разнообразие: позиций, точек зрения, понятий, стиля... Возможно ли это в непосредственном общении? Вряд ли. Среда, где протекает даже самая бурная жизнь — все равно довольно однородна. Но даже если представить себе разнообразное общение, сопоставимое с тем, что мы получаем через чтение, мы будем вынуждены ограничиваться ныне живущими и не сможем ввести в свой круг общения людей, равнозначных Платону, Бродскому, Толстому, Гессе. В замене чтения общением есть и еще одна сложность. Разнообразие (и с ним — возможная напряженность диалога), обретаемое через чтение, создано для нас — читателей механизмами культурного отбора: критикой, издателями, конкурсами. Они задают нам многообразие вопросов, тем, позиций, ценностей, проблем... Да, возможны претензии к тому, как эти механизмы действуют сегодня, как условия «дикого книжного рынка» уменьшают необходимое разнообразие. Но в любом случае эти механизмы могут произвести куда больший «отсмотр» и «отбор», чем это под силу одному человеку.
Третье искушение — доступность информации, особенно облегченная поисковыми системами в Интернете. Чтение в режиме поиска информации свелось к простому буквосложению[>3 Хотя не все так просто. Привыкшие к чтению как буквосложению с трудом осваивают процесс собственно поиска в том же Интернете, который требует минимальных способностей к пониманию.] и тому, что теоретики управления знаниями называют данными и информацией (без последующих ступеней преобразования их в знания и мудрость).
И четвертое искушение — в том, что чтение не обеспечивает трансляцию жизненного опыта. То, что было возможно в XVIII — XIX столетиях: человек сидит дома, читает книги и прекрасно ориентируется в мире — сейчас нереально. В жизни появились новые стороны и новый опыт, которые через чтение передаются плохо. Это опыт принятия решений, действия в сложных и меняющихся информационных, транспортных, социальных инфраструктурах и сетях, опыт взаимодействия с людьми, коллективами, группами, массами, приобретаемый лишь в живой коммуникации. (Собственно, были они и у пиратов Эгейского моря. Только тогда пиратов было немного, а сейчас существо дела состоит в том, что мы все — пираты Эгейского моря по способу жизни.)
Все это и приводит к желанию либо вообще избавиться от чтения за ненадобностью, либо минимизировать интеллектуальные затраты на него, используя его как узко специализированный инструмент. А ведь значение практики чтения (как бы та ни строилась) — в том, что чтение позволяет создать переходы, связки между жизненными ситуациями и культурными формами; между действиями сообщений и объектами, про которые сообщается: переходы, на которых возникает событие чтения, умоперемена, перемена в понимании, смена видения, новые сценарные возможности и тому подобное. Чтение до сих пор обеспечивает опыт принятия жизненно важных решений, понимания и рефлексии, видения ситуаций и проблем. В потоке инфраструктурной жизни или потоке общения «увидеть» этот опыт невозможно. Он не проявляется сам по себе. Лишь в написанном тексте, внутри которого заключены не только ситуации и действия, но и их осмысление (это ясно видно в художественной литературе, где, кроме героя, есть много надстроенных рефлексивных позиций: другие персонажи, рассказчики, автор...) — совершается выделение, описание, понимание, анализ и оценка передаваемого опыта.
Сведение чтения к функции видно в простейшем варианте — чтения как проживания событий, приобретения опыта и возможных сценариев не в жизни, а в реальности, созданной текстом и его прочтением. Понимание и простраивание большого количества событий готовит человека к реальным событиям (типичным и не слишком). Разнообразие зафиксированных литературой выборов, решений, поведений огромно. Но многие ли пользуются им не от скуки, а для выращивания собственной готовности к жизни?
Отдельные — немногие — люди еще умеют читать. Некоторые даже конвертируют это умение в профессиональный рост и попадают в группу меритократов. То есть как частное предприятие чтение существует, но как социокультурной практики его нет.
Возможно ли ее восстановить? В принципе да. Восстановив коммуникационную среду читателей, начав с восстановления института критики (как отмечают многие, с ним у нас большие проблемы) и сделав обучение чтению обязательным школьным минимумом. Техники чтения (не в редуцированном виде) сложны, но все же поддаются описанию, конструированию и передаче. Им можно научить.
