Знание-сила, 2007 № 09 (963) - [13]

С 2000 года заработная плата начинает расти, до 2005-го — на 10—20% в год. Думаете, это легло тяжким бременем на оживающие предприятия? Ничего подобного. Жаловалось на нехватку работников только каждое десятое предприятие, на ее слишком высокую стоимость — всего 2—3%. И это во время экономического подъема — можете представить, каков же был «навес» излишней рабочей силы в период депрессии?!

Помните старую советскую формулу: вы делаете вид, что нам платите, мы делаем вид, что работаем. Похоже, общественный договор, основанный на этой формуле, продержался существенно дольше, чем советская власть.

У нас такая низкая производительность труда, потому что нам мало платят — или нам мало платят, потому что мы, грубо говоря, на большее не заработали?

Соотношение производительности труда и заработной платы каждый из экономистов рассматривает как-то сугубо индивидуально, скорее, в зависимости от политических взглядов, чем от статистических данных. Официальной статистике у нас принято — наверное, вполне справедливо — не доверять, а когда каждый считает сам по себе, он получает что хочет. По одним расчетам, производительность труда у нас такая же, как в бывших социалистических странах Европы и странах Латинской Америки, а почасовая оплата — почти в полтора раза ниже. По другим, у нас двукратное отставание производительности труда от роста доходов.

В постсоветский период кривая заработков и кривая производительности труда согласованно устремились вниз с началом реформ; самое глубокое падение приходится на 1994, 1996 и 1998 годы. С началом оживления производительность стала расти; наиболее благоприятными в этом отношении были 1999—2000 и 2003—2005 годы. Зарплата тоже стала расти, но темпами, которые долго не могли компенсировать ее падения в период кризиса.

Тут есть одна хитрость: удельные издержки на рабочую силу могут нарастать даже тогда, когда реальная зарплата снижается — если производительность труда снижается еще быстрее. И соответственно, наоборот: они могут снижаться, если зарплата растет, но медленнее, чем производительность труда. Запомним это «наоборот».

Как и прежде, наша рабочая сила остается очень дешевой, что помогает нам в конкурентной борьбе на мировом рынке.

Р. Капелюшников поделил все предприятия на финансово благополучные и неблагополучные. Выяснилось, что на финансово благополучных предприятиях производительность труда росла и во время кризиса, и потом, и приличными темпами — порядка пяти процентов в год. На финансово неблагополучных она все это время падала и продолжает падать — на 3,3% в год. Заработная плата на финансово благополучных предприятиях растет намного быстрее, чем на предприятиях неблагополучных.

Тоже мне, бином Ньютона: есть деньги — вот и платят, а нет денег — рад бы заплатить, да нечем. А так ли? С радостью отдал бы деньги сразу, как появятся? Верите?

Р. Капелюшников считает, что финансово благополучные предприятия не просто богаче — они ориентированы на другой сектор рынка труда, в котором качество работников повыше и стоят они дороже. Действительно, проявляя весьма вялый интерес к возможности просто набрать дополнительную рабочую силу, менеджеры благополучных предприятий тут же оживляются, как только речь заходит о квалифицированных работниках. Оживляются намного сильнее, чем менеджеры неблагополучных предприятий.

Переломными для многих предприятий стали 1999—2000 годы, когда после почти десятилетнего перерыва они стали набирать новых работников, а производительность труда начала быстро расти. Потом предприятия начали помаленьку сбрасывать рабочую силу, а рост производительности труда затормозился. Именно в этот момент, предполагают экономисты, и произошла переориентация предприятий с экстенсивного на интенсивные факторы развития: сначала просто загружали оборудование, которое прежде простаивало, и работников, которые давно маялись в отпусках без зарплат или на неполном рабочем дне. И только когда этот резерв был исчерпан, началась структурная перестройка с обновлением и технологии, и организации и управления производством.

У кого началась, у кого — нет. Что и определило все остальное.

В разговорах с исследователями менеджеры все тревожнее говорят о растущей деквалификации персонала промышленных предприятий: она шла очень быстрыми темпами в период спада и не прекратилась до сих пор. Начинается конкурентная борьба за хороших работников, и в этой борьбе неблагополучные, естественно, проигрывают. Они пытаются компенсировать качество числом и быстрым оборотом, все время набирая и увольняя дешевых работников — компенсации не получается.

А пока заработная плата даже на успешных предприятиях совсем не рассматривается как ограничение на развитие производства: в списке таких ограничений она занимает последнее место (на западных предприятиях — одно из первых). О ней вспоминают не более 1—2% опрошенных. Но, возможно, очень скоро положение изменится.

А. Полетаев констатирует в общем неплохое состояние экономики сегодня: производительность труда в общем и целом растет, уже в 2000 году превысив рекордные советские результаты. Валовая добавленная стоимость (то, что удалось произвести за счет роста производительности труда — в сопоставимых ценах, разумеется) растет не столь резво: с 1989 по 1998 год она сократилась на 43%, а за 1999—2002 годы выросла на 27%. Но тут вообще сравнение не вполне корректно (зато очень удобно для всяческих спекуляций): советская экономика производила массу никому не нужных, но исключительно дорогих вещей.