Знание-сила, 2003 № 09 (915) - [54]
Дело «Весна» подробно изучал украинский историк Ярослав Тинченко. К его интереснейшему исследованию «Голгофа русского офицерства 1930- 1931 гг.» я отсылаю всех, кто заинтересуется этой темой. Вкратце же картина выглядит так.
Общеизвестно, что в конце 20-х годов в Москве прошли шумные процессы «буржуазных спецов» — «Шахтинское дело», дело «промпартии». «Весна» замышлялась, как столь же масштабный процесс, но уже военных специалистов. Предполагались три категории обвиняемых. Первая — те бывшие белые генералы и офицеры, которые, измученные ностальгией и нуждой, подписали пропагандистско- покаянные письма и вернулись в СССР (Слашов, Гравицкий, Секретев и др.); здесь они, морально надломленные, ходили на унылую службу да смертно пили под плотным «колпаком» ОГПУ. Вторая — бывшие военспецы Гражданской войны (этих всегда недолюбливали командармы «от шашки и тачанки», которым хотелось выглядеть единоличными победителями белых). Третья — просто военная интеллигенция, осевшая во всевозможных академиях (в том числе и Генштаба). Волны арестов катились по Киеву, Москве, Ленинграду...
Шиловский по материалам дела «Весна» проходил как один из фигурантов.
В конце 1930-го, под самый Новый год, взяли очередную группу военных специалистов — преподавателей Академии Генштаба. В числе арестованных был и непосредственный начальник Шиловского в годы Гражданской (командовал Западным фронтом) бывший царский генерал Дмитрий Николаевич Надежный. То есть снаряды ложились совсем рядом.
Понимают ли дома, что происходит? Вряд ли! Марина Евгеньевна в нашем разговоре не раз подчеркнет: в самые трудные моменты отец дома никогда не говорил о служебных проблемах. Берег близких, не хотел, чтобы волновались. Если так было во второй семье генерала — наверняка так же было и в первой. Люся, его радость, щебечет, веселится, она ухожена, одета, отличная квартира, дети — и замечательно! И не надо ей ничего знать!
Слева штабс-капитан Е. Шиловский, 1917 год
Но тут выясняется — у Люси роман. С драматургом Булгаковым. Удар под дых. Ситуация по-мужски оскорбительная сама по себе, для Шиловского, невероятно самолюбивого, оскорбительная вдвойне. Но ведь и Булгаков в контексте событий — не просто любовник жены. Он автор «Дней Турбиных» — пьесы, сегодняшним языком, культовой в кругах военной интеллигенции. Его с уважением, как «своего», еще недавно приглашали на чай те, кого арестовали (сейчас или чуть ранее), при нем открыто велись все разговоры. Очень может быть, что сейчас кто-то на допросе, в лубянских кабинетах, не выдержав, называет имя модного литератора. Как повернется дело? Не потянется ли цепочка: военспецы — Булгаков — Люся? При том, что сам Шиловский наверняка знает, что уже обречен... А дети — с кем они останутся?
Е. Шиловский с первой женой Е. Нееловсй-Нюренберг и сыном Женей, 1912 год
Итог разговора был жестким. Шиловский потребовал, чтобы Булгаков порвал с Еленой Сергеевной навсегда.
Дальнейшее описано многократно. 20 месяцев никаких встреч не было, потом осенним днем 1932 года Елена Сергеевна вышла из дому и...
«Все-таки это была судьба. Потому что когда я первый раз вышла на улицу, то встретила его. И первой фразой, которую он сказал, было: «Я не могу без тебя жить». И я ответила: «Я тоже». И мы решили соединиться, несмотря ни на что».
Они соединились, Шиловский не протестовал. Елена Сергеевна переехала к Булгакову вместе с пятилетним сыном Сережей. Старший сын Женя остался с отцом. 3 октября 1932 года Евгений Александрович и Елена Сергеевна развелись, на следующий день Михаил Афанасьевич и Елена Сергеевна зарегистрировали брак.
Стоп. Все очень красиво, но... Почему, например, Шиловский не протестовал? Из благородства?
Благородство — само собой, но не только. За 20 месяцев изменилась ситуация. Дело «Весна» было остановлено.
Имя человека, пресекшего «Весну», назвал в одной из публикаций недавний глава пресс-службы ФСБ генерал А. Зданович. Это Ян Ольский, начальник особого отдела ОГПУ, член коллегии ОГПУ. По воспоминаниям тех, кто его знал, — жесткий «законник», противник лишних арестов, у которого и предыдущее «Шахтинское дело» вызвало негодование. Летом 1931 года Ольский затребовал материалы «Весны», провел повторные допросы арестованных, после чего опротестовал выводы, сделанные следователями.
Еще кое-какие свидетельства мы находим в записках Михаила Шрейдера «НКВД изнутри». Автор, в начале тридцатых — крупный чекист, потом арестованный, зверски пытанный на допросах, отсидевший свое в лагерях, писал мемуары в семидесятые годы. В конце жизни он уже многое оценивал иначе, вряд ли надеялся на публикацию воспоминаний и хотел одного: честно изложить на бумаге все, чему был свидетелем. Шрейдер называет тех, кто поддержал Ольского, — заместитель председателя ОГПУ Мессинг, начальник Главного управления пограничной охраны Воронцов, полпред ОГПУ по Московской области Бельский, начальник секретно-оперативного управления Евдокимов (в других публикациях фигурирует еще и Трилиссер, тоже один из ведущих чекистов того времени). Вместе они написали коллективный протест в ЦК, обвиняя главу ОГПУ Ягоду «в ориентации периферийных органов на создание «раздутых» дел». Поводом для письма стало именно дело «Весна».
