Знание-сила, 2003 № 09 (915) - [55]
Сам Шрейдер объясняет появление письма конфликтом между старыми чекистами-«дзержинцами» и новыми, «ягодинскими» кадрами. Ягода чувствовал неприязнь «старой гвардии», которая считала его более администратором, чем профессионалом-оперативником, да и по-человечески не любила. Потому Ягода возвышал «с мест» новых людей, давая им возможность отличиться на громких разоблачениях (та же «Весна» началась в Киеве). Наглая и откровенная «липа», по словам Шрейдера, вызывала негодование «дзержинцев».
Скандал разгорелся нешуточный. «Письмо чекистов» рассматривалось на заседании Политбюро. Подписавших его Сталин назвал «склочниками», сказал, что эти люди дезорганизуют работу органов. Их выгнали из ОГПУ и рассовали по второстепенным должностям вроде треста столовых и ресторанов. Но факт есть факт: «Весну» потихоньку свернули. Кого-то расстреляли, кому-то дали без лишнего шума сроки, часть арестованных выпустили и больше, по крайней мере, по этому делу никого не брали.
Между прочим, в гражданскую Ян Ольский был сослуживцем Шиловского, начальником особого отдела той самой 16-й армии. Что тоже дает простор для версий — если поверить словам Марины Евгеньевны про удивительное свойство генерала располагать к себе всех, с кем сводила судьба.
А Евгений Шиловский вскоре после развода напишет недавнему тестю Сергею Марковичу Нюренбергу: «Я бесконечно благодарен Люсе за то огромное счастье и радость жизни, которые она мне дала в свое время. Я сохраняю самые лучшие и светлые чувства к ней и к нашему обшему прошлому. Мы расстаемся друзьями».
...Человек, который еще толком и не знает, вырвался ли он из петли, крупный военный (есть чем рисковать), пишет за границу (!) — кому? — отцу своей недавней жены, бросившей его — зачем? — просто сказать, что он не держит на нее зла за измену, что между ними все осталось хорошо, не волнуйтесь. Это к вопросу о благородстве.
Завершая тему. Елена Сергеевна с бывшим мужем постоянно виделась (общий сын), но Булгаков и Шиловский никогда больше не встречались. Правда, странная фраза есть в воспоминаниях Елены Сергеевны. Уже в 1940-м умирающий, измученный болезнью Булгаков попросил ее: «Ты можешь достать у Евгения револьвер?»
F. Шиловский с сыновьями Евгением и Сергеем, 1930 год
Перелистнули страницу. Комбриг Шиловский преподавал в Академии Генштаба, жил один, воспитывал сына. Летом 1935 года поехал в отпуск в подмосковный санаторий «Узкое». В обеденном зале его соседкой по столу оказалась милая молоденькая аспирантка Ленинградского радиевого института. Очень серьезная — занималась биохимией, ставила опыт, надышалась какой-то гадостью. Отец выхлопотал ей путевку подлечиться.
Девушку звали Марьяна, проще — Маша, а полностью Марианна Алексеевна Толстая. Ее отцом был Алексей Николаевич Толстой — тот самый.
Когда говорят, что Шиловский, расставшись с Еленой Сергеевной, женился на дочке Алексея Толстого, невольно возникает мысль о вхожести в литературные круги, отсюда, дескать, и... На самом деле, после своего горького развода комбриг чурался любой богемы, тоску глушил работой, весьма далекой от изящной словесности. Все вышло вот так — случайно. И, может, наоборот, окажись Марьяна какой-нибудь поэтессой или художницей, Шиловский бы от нее шарахнулся и ничего бы дальше не случилось.
Но она была человеком строгой науки, при этом одного с Шиловским воспитания, одного восприятия жизни, да и — чего там! — происхождения тоже. Умница Святослав Федоров не зря сказал как-то, что любовь есть подсознательный поиск человеком адекватной пары. И хотя Шиловский был старше Марьяны на двадцать один год, за плечами имел нерадостный опыт первого брака, хотя жила она в Ленинграде, а он в Москве, начался их полуторалетний роман и решение не расставаться.
Как определились в отношениях тесть и зять (между ними было всего шесть лет разницы)? Да выпили по- мужски и определились. Толстой в то время сам переживал тяжелый разрыв с Натальей Крандиевской, сам только-только снова женился между прочим — на недавней дочкиной подружке... И вообще в дела детей Толстой вмешивался в самых крайних случаях.
Потом Толстой с Шиловским вообще крепко подружились, виделись практически еженедельно — благо Толстой переехал в Москву и жил на Спиридоновке. До Большого Ржевского, где жили Шиловские, — метров двести.
Е. Шиловский с женой М. Толстой в Сочи, 1938 год
— Да, отец был прототипом Рощина! — Марину Евгеньевну тут не сбить.
В принципе, родственники писателей всегда убеждены, что прототипы героев великих романов (особенно если речь идет о семейных хрониках) — кто-то из окружения автора. Татьяна Сухотина считала, что с нее писалась Наташа Ростова, в Ясной Поляне все знали, что Николенька Ростов — дед Льва Николаевича. Говорят, что Скарлетт О’Хара — бабушка Маргарет Митчелл.
Все так и не так. В том же «Хождении по мукам», например, есть эпизод с анархистом Бронницким. Его рассказал Алексею Толстому Валентин Трифонов, отец известного писателя (Ю. Трифонов пишет про это в «Отблеске костра»). Но мы-то наблюдаем сцену не глазами железного большевика Трифонова, а глазами того же Рощина, психологически совсем другого человека! Или знаменитая сцена встречи Рошина и Телегина на вокзале: Телегин в белогвардейской форме в белом тылу оказывается на одной скамейке с Рощиным, тот в растерянности — как быть? выдать? смолчать? — но ни слова, только в сердцах: «Прекратите трясти ногой!» (Телегин, задумавшись, покачивает сапогом). Это чуть-чуть расцвеченная история встречи Евгения Шиловского и его брата Михаила, воевавшего, как говорилось выше, у белых. Сейчас не уточнить — то ли Евгений оказался в тылу противника, то ли Михаил вел разведку у красных, только они пересеклись на какой-то заброшенной станции. Длилось все мгновение — встретились глазами, каждый моментально догадался, в чем дело, и оба отвели взгляды. С тех пор так в жизни и не увиделись.
