В центре главного зала по-прежнему торчал бюст Петра I, но что-то в нем изменилось. Я подошел поближе. Да, памятник обновился. Правда, не так, как это было в девяносто-каком-то, когда голову Ленина заменили петровской. При очередной переделке обновилась не голова, а постамент. Вместо вертикального бетонного столба появились две соприкасающиеся концами дуги из полупрозрачного материала. Бюст Петра был зажат между ними, так что издалека вся композиция выглядела как огромный глаз, с железным бюстом царя в качестве зрачка. Или как огромный рот с мятым черносливом в губах… У меня возникла и более смелая ассоциация, и я вспомнил подкрепляющие эту версию слухи. Говорили, что последняя мэр города, ярая феминистка, развернула широкую, хотя и неявную кампанию против фаллических символов в городской архитектуре. Думе, посвятившей этому вопросу специальное закрытое заседание, как будто удалось отстоять некоторые крупные столбы и стамески, понатыканные на больших площадях. Но что касается столбиков поменьше, их спешно реконструировали с учетом новых политико-архитектурных веяний. Стало быть, Петр с Московского вокзала оказался одним из пострадавших.
Еще минут пять я прогуливался вокруг огромных губ, держащих петровскую голову, и от нечего делать пытался представить, как звучало бы пушкинское «Я памятник себе…», если бы и соответствующий Столп заменили на символ противоположного пола. Какое определение стоило бы тогда поставить вместо «выше»? На этом философском вопросе я основательно забуксовал и оглянулся вокруг в поисках нового способа убить время.
В углу зала светилась голубая вывеска Инфоцентра. А что, не поискать ли в Сети про хитрую сережку с перьями? Девушка в голубом костюме, скучавшая за стойкой, сама заинтересовалась моей идеей. Я даже пожалел ее: если просьба отсканировать серьгу-паутинку оказалась таким ярким событием в ее практике, то как же должно быть скучно ей сидеть тут целыми днями. Когда я ввел картинку в искалку, и на экран высыпались ссылки, администратор снова заскучала и отошла, но попросила рассказать потом, что я найду. Девушка села за свой монитор, и на экране перед ней появилось ее собственное лицо, словно отразившееся в зеркале. Под лицом кривлялся график. Ага, ясно, участвует в конкурсе красоты. Интересно, что нынче выступает критериями привлекательности? «Я ль на свете всех белее, всех коммуни-кабелее?», мысленно пропел я и вернулся к изучению результатов своего запроса.
Список названий найденных материалов ничем не выдавал особое отношение этих материалов к ушным украшениям. Достаточно сказать, что начинался он так: CNN. Покушение на премьер-министра Пакистана: снова тряпочная бомба Novocybersk-weekly. Искусство вандализма ВВС. Труд убил в обезьяне человека……….
Первую статью я отмел сразу после того, как она появилась на экране. В ней рассказывалось про нашумевшую бомбу в виде носового платка, подложенную в пиджак пакистанского премьера перед какими-то переговорами во время Второй Черноморской. Здесь же на рисунке схематично изображалась молекула только что появившейся тогда «тряпочной взрывчатки». Схема напоминала мою сережку — неудивительно, что искалка ошиблась.
Зато на «Искусстве вандализма» невозможно было не задержать взгляд. Тема, проигрыш которой я только что отметил в вокзальной архитектуре, вставала теперь в полный рост: после того как я щелкнул по ссылке, на экране появилось огромное слово Х.Й, белое на синем фоне.
Повинуясь какому-то древнему инстинкту, я поднял плечи и подался вперед, закрывая экран от воображаемых наблюдателей, стоящих за спиной. Потом покосился на администраторшу Инфоцентра. К счастью, она была поглощена изучением рейтинга своей привлекательности. Я расслабился и снова посмотрел на экран. Со второго взгляда можно было заметить две особенности. Во-первых, галочка над буквой «Й» была несколько крупнее, чем нужно, и все слово группировалось вокруг нее… Я вдруг понял, что эта галочка — не что иное, как логотип спортивной фирмы «Nike». Во-вторых, в уголке «плаката» можно было заметить маленький значок — символическое изображение головы человека, который смачно сплевывает.
Я узнал этот значок — «харе», особый вид граффити, изобретенный около 2003-го группой художников из Новосибирска. В статье рассказывалось о том, как движение «харе» возникло, как прокатилось по стране и почему заглохло Забавно, что автор статьи громко порицал «вандалов», однако между строк вполне ясно прочитывалось, что сам он в восторге от их выходок. История возникновения этого движения вообще выглядела у него как речь адвоката на суде. Многие профессии, писал он, повторяют одну и ту же печальную судьбу: сначала они дефицитны, потом модны, а потом, когда появляется целая волна специально обученных специалистов, их ремесло становится никому не нужным. Так было в начале века и с графиками-дизайнерами. Кризис полиграфии совпал с выходом нового поколения софта для производства визуальной продукции. Те, кому знание «Фотошопа» когда-то открывало дорогу в десятки контор, теперь оказались на улице. Кто-то бросился догонять технологию, в очередной раз обскакавшую человека, кто-то срочно переквалифицировался. А несколько графиков, потерявших работу в крупном рекламном агентстве Новосибирска, закатили акцию протеста. Вся методология рекламного бизнеса была брошена ими на то, чтобы преобразовать логотипы и слоганы известных фирм в нечто, вызывающее строго отрицательные эмоции. При этом «негативы» выполнялись так, что по-прежнему сильно напоминали оригинальную рекламу, так что отвращение, вызванное «подправленными версиями», распространялось и на оригинал.