— Как предыдущее влияет на последующее? Или большое на малое, а малое на большое? И еще, концепция — образ — фрагмент — отдельные элементы. Как эти понятия в процессе работы влияют друг на друга? Далеко ли уводят от первоначального замысла?
— Самым разным образом предыдущее влияет на последующее или, наоборот, последующее на предыдущее. Скажем, начиная работу, ты можешь начинать с самого начала, с первой ноты. Большей частью так оно и бывает. И первая работа содержит в себе следующее за этим. Но! А вдруг ты начинаешь не с начала, а с какого- то кульминационного момента. И от него начинаешь. Но всегда, как бы ты ни начинал, с большого или с малого, это все может миллионами способов друг на друга влиять и соотноситься, но все это имеет смысл, постановка всех этих вопросов, когда за этим стоит нечто изначальное. И это изначальное — не плод старательной реализации замысла чего-то, какого-то аккуратного расчета и постепенного выполнения. Это не обеспечивает то единство, которое бывает у произведения, как у отголоска чего-то живого. Такая немного платоническая идея: реальность есть отражение какой-то идеальной реальности. А мы вынуждены мириться с теми отражениями от той идеальной реальности, которые к нам доносятся. Пусть так. Исходишь тогда из существования как бы вне тебя чего-то, отражением чего является произведение. Когда ты работаешь, ты не произведение строишь. Ты учишься слышать изначально существующее. Или если не слышать, то видеть. Ты как будто не делаешь сочинение, а ты его учишься услышать. Оно уже всегда есть. Изначально было, есть и будет.
— Мы живем и творим, используя модель прошлого, иными словами — уже познанного. Но чтобы двигаться вперед, надо опираться на модели будущего. Так ли это? А если да, то как ты улавливаешь признаки будущего?
— Мне трудно ответить на этот вопрос, так как я не совсем уверен в однозначной прикрепленности к этому текущему в одну сторону времени. Я понимаю, что не могу изменить этого хода или своего положения по отношению к идущему времени. Вроде бы, но где-то иллюзорно я не могу преодолеть убежденности в том, что в каком-то другом существовании или в другом соотношении с этим временем может быть такое ощущение его, при котором можно и пережить то, что потом случится. Кроме того, каждый человек может из своей жизни назвать несколько эпизодов, когда он словно предвосхищал то, что потом наступало. То есть он как будто бы на момент (его выносило из прикрепления ко времени) опережал время.
Эти прикрепленности ко времени, думаю, нам даны в одном направлении точно. Но мы можем угадать, что есть и другое направление времени. И каждому наша жизнь дает эти редкие ощущения иного соотношения времени.
И о модели будущего. Сколько раз бывало, что то, что абсурдно казалось, потом оправдывалось- Как бы реальность давала правоту этому неправому, который этот абсурд первым ощущал. Часто, например, Штокхаузен высказывал ее. Что если соотносить науку и искусство? Искусство будущее чувствует раньше. Искусство чувствует будущее в деталях. Но оно не может объяснить, почему появился вдруг этот художник или этот писатель, или этот композитор. Это никто не может объяснить. Почему-то он появился. А потом выясняется, что он заранее выразил что-то, до чего наука долго потом развивалась. Есть, правда, и противоположная точка зрения. Что какие-то обрывки этой реальности привносятся наукой, а осознание, вживание в эту новую реальность в искусстве наступает уже позднее. Можно и так считать. Но, во всяком случае, для меня убедительнее точка зрения Штокхаузена, который видит в искусстве способность предугадывать. И, кстати, в искусстве XX века очень много было примеров этого предугадывания будущего. Ведь все развитие XX века дало правоту всему тому, что было в поэзии, живописи, музыке, всему тому, что было до Первой мировой войны. Оно уже ошущалось. Ощущалось очень многими. Повороты были разные, разные толкования, но чувствовали. Не случайно Скрябин собирался сочинять «Мистерии». У всех было какое-то пророческое ощущение идущего на нас времени, и оно пришло.
— «Звуковые галлюцинации». Знакомы ли они тебе?
— Как и всякому, конечно, они знакомы и мне. Они имеют такие формы, которые я бы назвал «эгоистическое самолюбование». Ну, скажем, человек, которому слышится, что его окликают на улице, или он ночью слышит вдруг. Это бывает и не только в таком виде. Ты просыпаешься от того, что четко это слышишь. Этого не было, но ты это долго помнишь эту секунду. Это как бы звуковая галлюцинация. И для меня вопрос к себе такой. Ты слышишь тот слой реальности, который не имеет реального следа, но он существует. Может быть, это — моменты прорыва к нему?
— «Мысль изреченная есть ложь». Тогда и музыка написанная есть ложь. Что на это можно возразить?
— Это так и не так и'по отношению к мысли, потому что здесь некий бесконечный круг. Как только ты говоришь, что мысль изреченная есть ложь, то она перестает быть ложью, а становится правдой. Но в ту же секунду, как ты осознаешь, что в данном случае догнал хвост, ложь перестала быть ложью и стала правдой, ты в этот момент обрушиваешься опять в ложь. Вот бесконечный путь.
