Знание-сила, 1999 № 04 (862) - [17]

Многие гипотезы и общепринятые представления были этим исследованием опровергнуты; например, насчет геронтократии, власти старейшин: это давно уже фикция, они правят лишь номинально, а принимают решения люди совсем другого возраста…воины… Да, звучит достаточно актуально…

Ответов нет до сих пор. Исследование не было доведено до конца.

Людмила Иодковская: – Она тут со своими психологическими методами оказалась очень кстати. Кое-что изобретала прямо на ходу. Прежде всего надо было выяснить, сколько лет старикам на самом деле. Они склонны были преувеличивать свой возраст, как это принято на Северном Кавказе; документальных свидетельств, конечно, нет; а сколько им на самом деле, они и сами не знают. Вдобавок часто не говорят по-русски, то есть разговаривать с ними приходилось через детей, в школе учивших русский. Когда классические методики не срабатывали, Галя разузнавала о каком-нибудь выдающемся событии местного масштаба: пожаре, например, или особенно большом снегопаде, которое можно датировать, и начинала выяснять, родился человек до… или после… Обычно число долгожителей после всякого рода проверок сокращалось втрое…

Москвичи в глухих селах на Северном Кавказе, кто бы они ни были и чем бы ни занимались, в то время – гости и немного начальники, которые там, в Москве, могут чего-то добиться для этих людей. Если захотят, конечно. Знаете, как нас там принимали?! И Галина была уже не женщина, которой положено только подавать на стол, она была гость и начальник, ей надо было вести себя соответственно, особенно когда она стала начальником отряда, ей надо было уметь пить и со всеми ладить. И она все это делала. И смотрела на эту новую для нас, странную жизнь…

Николай Руденский: – Мы не ожидали увидеть так много архаики, домусульманских, дохристианских обычаев и представлений. Одного старика нам представили как местного муллу; мы спросили, обрезан ли он – он очень заинтересовался странной процедурой и сказал, что такого варварства в своем селе, конечно, не потерпит. Ну, уж чего говорить о питии вина, составной части местного образа жизни – какое тут мусульманство…

С нами был американец – известный ученый; он запомнился еще и тем, что его непременно надо было на каждую ночь отправлять за 200 километров в Сухуми, в гостиницу, ночевать он должен был только там. Мы с Галей смеялись, что это тоже осколки архаических представлений местного начальства: при свете дня иностранца еще так-сяк можно было терпеть, но во мраке ночи, когда просыпается вся нечистая сила и им овладевают бесы, его, конечно, необходимо держать под особым контролем в особом месте…

Мы не ожидали такой напряженности в отношениях между грузинами и абхазами. Неожиданной и впечатляющей была для Гали и картина взаимоотношений азербайджанцев и армян в Нагорном Карабахе – не зря же она решилась еще на один неординарный шаг, написала письмо в ЦК по этому поводу. К сожалению, в Карабах я с ней не ездил…

Всю Москву перерыли – ну не можем найти то письмо в ПК. А ведь я его читала, долгое время хранила какой-то двадцать пятый экземпляр в своем архиве, пока не поддалась на уговоры родных произвести очередную его чистку… Галина Старовойтова тогда только- только переехала в Москву. я читала гранки той ее книги, о нацменьшинствах, мы хотели писать об этом исследовании, но вскоре все так закрутилось… Заодно показала она мне и копию этого самого письма, о котором тоже многие слышали, но подробностей никто не помнит. Странички три-четыре текста, отстуканного на портативной пишущей машинке через один интервал… Там – об армянском детском садике в полуподвале, где дети ходят по шатким доскам, положенным поверх воды. Об ужасающей нищете и бесконечных унижениях, о явной дискриминации по национальному признаку. О том, что взрыв возможен в ближайшее время, но его пока можно предотвратить, предупредить мерами срочными и не требующими больших затрат: хотя бы разрешить трансляцию радиопередач из Еревана, прекратить насильственное переселение туда азербайджанцев. Самое лучшее – ввести пока особое управление прямо из Москвы… Смешно, я теперь тоже не помню подробностей… Но точно помню, что письмо было написано за четыре – за ЧЕТЫРЕ МЕСЯЦА – до начала карабахской трагедии. Адресовано оно было в ПК, но хотя оно и не имело никакого отношения к экспедиции по долгожителям, в ходе которой и было написано, все же Галя показала его руководству института. Руководство предложило ей больше не беспокоиться, оно само передаст кому надо – и упрятало письмо подальше. А когда события начались, из ЦК позвонили в институт: как же так, где наши ученые, почему мы не имеем ни справок, ни предупреждений?! Вот тогда это письмо из стола извлекли и срочно в ЦК доставили.

На четыре месяца позже, чем оно было написано. Впрочем, это вовсе не означает, что. отосланное вовремя, оно возымело бы какой-нибудь эффект…

Я знаю, где это письмо точно сохранилось: у армян…

Так имеют ли нации право на самоопределение?

…На практике обычно ООН решает, когда самоопределение применимо, а когда нет, хотя, как мы пытались выше показать, ясного критерия для принятия таких решений все еще нет. Решения, таким образом, часто принимаются под влиянием случайных обстоятельств или даже на основе личных симпатий политиков. Здесь нет нужды указывать на то, что такие подходы к принятию решений, определяющих будущую историю народов, неприемлемы для международного сообщества. В двадцать первом столетии мы можем столкнуться с многочисленными провозглашениями самоопределения, исходящими из Африканского континента, Китая и других регионов; и международные институты должны быть готовы предложить ответы; которые бы сохранили мир на планете.